Вызывая такси, я думаю о том, что отдала бы любые деньги за ковер-самолет, способный по щелчку пальцев перенести меня домой. И еще столько же за скатерть-самобранку, избавляющую от необходимости тащиться в супермаркет за бутылкой вина.
Но больше всего я жажду заполучить тот девайс из «Людей в черном», стирающий память.
35
Последний раз так паршиво я чувствовала себя, пожалуй, в детстве, когда мама застукала меня за курением. Тогда были и страх, и чувство вины, и несоразмерное проступку ощущение, что моя жизнь больше никогда не станет прежней. Последнее, конечно, глупость несусветная, но именно так я думала в свои тринадцать.
В свои двадцать девять, сидя на кухне с кружкой чая(зайти в магазин за бутылкой чего покрепче, так и не смогла себя заставить), я слабовольно думаю точно так же. Что моя жизнь безвозвратно сломалась и больше не будет прежней. Возможно через неделю, месяц-два мое мнение изменится, но пока так не кажется.
Стоит ли говорить, что я жду появления Антона? Или хотя бы его участливого звонка с извинениями за то, что все вышло именно так, и заверениями в том, что он все обязательно уладит и непременно приедет меня поддержать. Но телефон молчит, как и звонок в прихожей. И от этого внутри холодно и одиноко.
Так я и засыпаю — в рабочей рубашке и остатками макияжа. Проваливаюсь в беспокойный сон, перемежаемый кадрами виноватых глаз Антона и искаженного ненавистью лица его жены. Просыпаюсь в полночь с ощущением тошноты и сильнейшего жара. Градусник, найденный в аптечке, демонстрирует неутешительную температуру тридцать восемь и пять.
К утру становится еще хуже. Температура снизилась, зато усилилась ломота в костях. Приходится позвонить в «Гаранту» с предупреждением о том, что на работу я не выйду.
Свалившаяся ниоткуда болезнь, в каком-то смысле, становится спасением. Не представляю, что смогла бы так быстро вернуться в офис. Не знаю, смогу ли вернуться туда вообще.
Раздобыв в холодильнике подсохший лимон, которым еще недавно поливала рыбу для Антона, завариваю чай и закидываюсь аспирином. К обеду телефон по-прежнему пуст и молчалив, что вызывает во мне злость и недоумение. Серьезно? Он не в силах даже черкануть сообщение с банальным вопросом «Как ты, Сюша?». Даже интересно, с каким лицом он планирует объявиться в будущем после такого.
Остаток дня я лежу в кровати и смотрю сериал — ткнула в первый попавшийся и втянулась. Главные герои были знакомы детьми, но по стечению обстоятельств вынуждены расстаться на годы. Их искренняя, не отравленная обманами и пороком любовь, неожиданно так трогает, что я реву два часа кряду. Реву от осознания, что тоже хочу, чтобы меня любили вот так — без сомнений и компромиссов, всем сердцем. Чтобы приглашали в кафе, не боясь ненароком встретить знакомых, чтобы дарили цветы, совершали поступки, и каждый день доказывали, что я единственная. Реву, потому что моя жизнь так сильно отличается от той, что я вижу на экране.
Вечером звонит Олеся. Изъявляет желание поболтать, но услышав мой осипший голос и узнав, что я одна, твердо говорит, что приедет. Спустя час она стоит на пороге с пакетом лекарств и сеткой апельсинов, а спустя еще минут двадцать, выслушав мой рассказ о случившейся катастрофе, ошарашено резюмирует: «Вот это пиздец».
— Не похоже, чтобы он обозначил желание развестись. — Помешивая чай, она смотрит на меня с настороженностью, словно проверяя реакцию на такое предположение. — Ну а для чего она тогда приперлась к нему на работу в конце рабочего дня и закатила скандал? Струсил, похоже.
Я пожимаю плечами. Если еще недавно я сама злилась на Антона, то сейчас испытываю нелогичное желание его защитить.
— И с того момента вообще не давал о себе знать? — Олеся смотрит на часы. — А как же «люблю-не могу»? Уже больше суток прошло. Может, она взяла его в заложники?
Усмехнувшись, я отхлебываю чай. Скептическое присутствие Олеси постепенно возвращает меня на землю. Действительно, каким козлом нужно быть, чтобы не попытаться хотя бы узнать, как я добралась до дома и как чувствую себя после всего. Кости по-прежнему ломит, но настроение улучшается. Вернее, по- забытому сучнеет.
— Сама позвонить ему не хочешь?
— Скорее, ад заледенеет, — уверенно чеканю я. — Не звонила и в лучшие времена, а сейчас тем более не буду.
Не желая оставлять меня больную и в одиночестве, Олеся развлекает меня болтовней до полуночи и обещает, что заедет завтра. Если конечно место на кровати рядом со мной не оккупирует Антон.