Но когда, повернув замок, вижу его лицо, тяжесть последних дней наваливается на меня с новой силой и я, всхлипнув, повисаю у него на шее.
— Ну ты, что, Ксюш? — ласково шепчет он, обнимая меня в ответ. — Плачешь, что ли?
— Мне так страшно, — лепечу я, комкая в пальцах ворот его толстовки. — Ты даже представить не можешь. Вся моя жизнь трещит по швам… Какая-то череда неудач… Работа, здоровье, ты… А сегодня позвонила мама… У нее подозрение на рак… А у меня больше никого нет… Никого близкого… Если она умрет, я останусь совершенно одна.
— Не останешься. — Антон гладит меня по волосам, обнимает крепче. — У тебя есть я.
В ответ я лишь мотаю головой, не в силах озвучить то, что на деле его у меня нет, ведь он выбрал остаться со своей женой. Не говорю этого, потому что это прозвучит как упрек, а упреки — это оружие, которое я сейчас не могу себе позволить. Махать саблей, когда едва держишься на ногах — маневр, заранее обреченный на провал.
Не знаю, кто целует первым: Антон меня, либо я его, но спустя мгновения моя спина врезается в стену, а домашняя футболка валится на пол за ненадобностью.
— Я так по тебе соскучился… Ты и представить себе не можешь… — шепчет он, избавляя меня от шорт. — Постоянно о тебе думаю. Каждую минуту.
Каждое его слово попадает в цель, согревая мое съежившееся от холода сердца. Соскучился… Постоянно думаю… Каждую минуту… Мне одновременно и сладко и больно.
Закрыв глаза, я позволяю уронить себя на кровать. Широко раздвигаю ноги, позволяя его члену войти в себя и долго, жадно, исступленно трахать себя под собственные вскрики и забытый скрип матраса.
— Скажи, что соскучился… — Я не прошу, я требую.
— Очень… Очень соскучился по тебе.
Я засовываю ему в рот пальцы и надавливаю на язык, заставляя их облизать. Этого тоже оказывается мало.
— Представлял меня, когда занимался с ней сексом?
— Да…
— Когда кончал?
— Нет… — хрипло отвечает Антон, вколачивая меня в простыни. — Для того, чтобы встал.
Не знаю, для чего я это спрашиваю. Наверное, чтобы на оставшиеся мне крохи пощекотать свое эго. Теперь оно согласно и на такое.
Оргазм после разлуки ощущается почти болезненным, пронзительным. От него по щекам текут слезы. Антон кончает мне на живот и, отдышавшись, падает рядом. Его рука у меня на животе, лоб прижат к моему виску.
— Как ты? — тихо спрашиваю я, невидящим взглядом уставившись потолок.
— Без тебя плохо, — так же тихо отвечает он. — Мир потерял краски.
Я молчу, чтобы дать ему возможность продолжать. Хочу, чтобы он говорил и не останавливался. Хочу знать, что он по-прежнему без меня не может и я не одна в этом мире. Антон такой теплый, а я так хочу согреться и излечиться.
— Вероника видит, что я сам не свой. Постоянно спрашивает, что не так… Говорит: скажи, ты правда ее любишь? А я не могу ей этого сказать… — Вздохнув, Антон переворачивается на спину и тоже смотрит в потолок. — Потому что не хочу делать ей еще больнее.
Я все еще молчу. Однажды я уже самонадеянно вмешалась со своим «ты должен быть честным» и жестоко поплатилась. Больше я так не хочу. Мы лежим рядом просто потому что я сломалась под гнетом обстоятельств. Потому что мне необходимо обрести опору. На большее претендовать я не собираюсь.
— Что у тебя с мамой? — Тон Антона меняется, становясь более собранным и деловитым. — У какого врача наблюдается?
— Чуть позже она пришлет мне фамилию. Я сегодня ночевать к ней поеду.
— Тогда как узнаешь, скинь мне данные. Еще имя, фамилию и диагноз. Я пару звонков сделаю и свяжу ее с нужным специалистом.
— Спасибо. — Я чувствую, что снова мокнут глаза, а потому зажмуриваюсь.
— Ксюш… — Антон притягивает меня к себе и прижимается губами ко лбу. — Все будет хорошо. Во-первых, диагноз пока не подтвержден, во-вторых, медицина сейчас шагнула далеко вперед. Если есть возможность вылечить твою маму — поверь, мы ее вылечим.
Зажмурившись еще сильнее, я утыкаюсь лицом ему в шею и глубоко дышу. Становится немного легче. Какое счастье, что он есть в моей жизни. И пусть это слабовольный поступок, я рада, что ему написала.
— Я тебе позвоню, — обещает Антон, когда я провожаю его в прихожей.
Я просто киваю. А что мне остается еще сказать?
— Ксюш, я хочу, чтобы Вероника все сама поняла и приняла ситуацию, — помолчав, добавляет он, заглядывая мне в глаза. — Постепенно все к этому и идет. К тому, что нам лучше развестись. Ты наверное считаешь меня слабаком из-за того, что я не вывез… Но я на тот момент не представлял, как говорю сыну, что бросаю маму и ухожу к другой женщине… На это нужно время.