Новости по телевизору все хуже и хуже. В девять вечера дикторша «Толо-ТВ» объявила, что две женщины, вероятно, занимавшиеся проституцией, были убиты талибами в Газни. Это город в 100 километрах южнее Кабула. Рукой подать. В такие минуты мне жутко ощущать это несоответствие между моим полудетским счастьем, моей иллюзией мирной жизни (когда я со своими подружками, например) и мрачностью новостей, которые мы узнаем каждый день. Мне кажется, что история повторяется. Слепые мы, что ли? Эта услышанная по телевизору новость не давала мне покоя почти два дня. Мы с подружками возвращались из школы, из французского лицея Малалэ. Некоторые из них прятались под зонтом, чтобы укрыться в тени, когда солнце припекало слишком сильно. Мы этого не замечаем, но Кабул находится на высоте 1800 метров, и солнце здесь обманчиво. На земле от зонта вырисовывалась изящная тень. Как оригами. Я смотрела, как мои подружки смеются и обмениваются фотографиями актеров. Я шла позади, нарочно шаркая ногами, чтобы показать, что у меня плохое настроение.
Они обернулись и хором сказали мне: «Диана, ты видела, какая красивая индийская актриса?» — и показали мне фотографию Айшварии Рай, бывшей Мисс мира, которая стала звездой индийского кино. По телевизору постоянно показывают болливудские фильмы, в которых она играет. Все обожают эти слащавые комедии, в которых любовь всегда невозможна. Это, мол, ради нашего целомудрия!
У меня было непреодолимое желание поспорить. Меня тошнило от их легкомыслия. Хотя в глубине души мне хотелось быть, как они, веселой и беззаботной. Но не сегодня. Я ответила загадкой: «Не вижу я ничего красивого в этом уродливом мире». Признаюсь, это звучало немного смешно. Но это было то, что на самом деле в тот момент я думала.
Они сделали вид, будто ничего не произошло, и снова заговорили о последнем модном сериале или о ведущем Хопа — музыкальной программы на «Толо-ТВ» — и о его коротко остриженной челке. Я оставила свои переживания при себе. Дома я не стала есть. Мне кусок в горло не лез, хотелось плакать. Электричества в тот вечер не было. Нам не на что купить генератор, который может сохранять электричество еще несколько часов. Генератор и бензин — это роскошь для богатых. Я зажгла газовую лампу и принялась читать свой учебник французского. Это был урок, посвященный цветам. А мой день, он, должно быть, бесцветный: в нем нет ни красок, ни надежды. Начались погожие дни. После такой суровой зимы я очень ценю это ободряющее тепло. С апреля по июнь жара еще выносима. Но в июле, августе и сентябре она становится удушающей.
Официально весна начинается 21 марта. Это праздник Навруз, персидский Новый год. Жизнь в стране замирает на три дня. Правительство обеспечивает нас электричеством. По традиции дома и улицы должны украшаться светящимися гирляндами. В эти радостные дни семьи собираются, чтобы вместе поужинать и подарить друг другу подарки. В тот год папы с нами не было. Праздник потерял весь свой вкус. Мама пошла к своим двоюродным братьям и сестрам и к богатым родственникам, а мы остались дома. Она всегда найдет предлог. На самом деле она нас не показывает, потому что не хочет, чтобы нас знали в лицо. Никто не должен догадываться о том, что мы работаем на улице. Кабул — деревня, по которой быстро разлетаются слухи, здесь «А что об этом скажут люди?» — национальный вид спорта. Я очень обижаюсь, особенно на эту ветвь нашей семьи, — они настолько богаты, что предпочитают прикидываться, будто не замечают, что мама всегда приходит одна и с пустыми руками. Снова ложь. А еще начало весны — это поездки в Гуль-Дара, родную деревню моих родителей в долине Шамали. Светит солнце. Легкий ветер освежает уже горячий воздух. Так радостно мне бывает только тогда, когда я знаю, что мы скоро поедем в Гуль-Дара. Мы увидим дедушку. Мы не виделись уже полгода. Мама велела нам надеть чистую одежду. День начался волшебно. Я причесала Шукрию, а то у нее волосы уже почти свалялись в колтуны.
Она немного сопротивлялась, но теперь вместо бесформенного пука волос у нее на голове длинная черная коса. Билал, мой добрый Билал, он всегда рад чем-нибудь помочь. Он пошел за термосами с чаем, слишком тяжелыми для маленьких ручек восьмилетнего мальчика. В глазах его была радость, наша общая радость — наконец мы на несколько часов уедем из Кабула.