— Я хочу сказать, что Никодимус… — начал было Майкл, потом покачал головой. — Я полагаю, ты уже знаешь, что Никодимус специализируется на уничтожении любых отчетов, которые о нём составляет Церковь. Их будет нелегко систематизировать.
— А ведь нынче информационный век, — вставил я.
— … Наша информация о нем отрывочна. Мы думали, что у него только три постоянных компаньона, но потом оказалось, что у него монета Ласкиэли, которая, как мы считали, в безопасности хранилась в чилийском монастыре. Полагаю, считать, что мы что-то знаем наверняка, просто небезопасно.
— А при самом плохом раскладе, — спросил я, — сколько у него может быть с собой других монет?
Майкл пожал плечами.
— Возможно, шесть. Но это только предположение.
Я уставился на него.
— Ты говоришь, что на сей раз с ним может быть полдюжины ходячих кошмаров?
Он кивнул.
— В последний раз, когда они явились, их было четверо, а у нас здесь были все три Меча. И только мы остались в живых.
— Я знаю.
— Но ты к этому привык, верно? — спросил я его. — Рыцари ведь все время сражаются в таких условиях.
Он бросил на меня успокаивающий взгляд.
— Я бы хотел превосходить их численностью вдвое, если возможно. А лучше и втрое.
— Но Широ сказал, что он боролся на поединке с несколькими, — сказал я. — Один на один.
— У Широ был дар, — ответил мне Майкл. — Настоящий дар. Широ играл с мечами, как Моцарт с музыкой. Я не похож на него. Я не боюсь столкновения один на один, но в этом случае силы окажутся примерно равны, моя судьба будет в руках Бога.
— Супер, — вздохнул я.
— Вера, Гарри, — отозвался Майкл. — Он не оставит нас. Вера служит добру, чтобы побеждать зло.
— Последний раз добро победило, — сказал я спокойно. — Более или менее. Но это не помешало им убить Широ.
— Наши жизни принадлежат Всемогущему, — смиренно сказал Майкл. — Мы служим и живем не для себя, а для других
— Да, — сказал я. — Уверен, что это очень поможет твоим детям, когда они будут расти без отца.
Майкл резко повернулся, встал прямо передо мной, сжав правую руку в кулак.
— Замолчи, — сказал он низким угрожающим голосом. — Сейчас же.
Да поможет мне Бог, видя, что он сильно разозлился, я продолжал колебаться. Однако здравомыслие ухватило меня за загривок и потащило в сторону. Я сделал несколько шагов прямо в снег и остановился спиной к нему.
Здравомыслие пригласило позор к себе на чай с булочками. Черт возьми. Считается, что я — волшебник. А значит, обладатель дисциплинированного ума, связанного с моей внутренней силой, и всякое такое дерьмо. И вот, вместо того, чтобы держать себя в руках, я бросил в человека словами, которые он вовсе не заслужил, потому что …
Я просто боялся. В самом деле, просто боялся. Я всегда начинал бросаться колкостями, когда меня что-то пугало. Обычно это придавало мне уверенности, но сейчас было совсем другое дело. Когда что-то пугало меня, я использовал свой гнев, как оружие против страха. Но на сей раз я позволил своему страху и гневу влиять на мои мысли и в результате ударил своего друга в самое чувствительное место, какое у него было, причем тогда, когда он ожидал от меня поддержки.
И тут я понял, почему сержусь на Майкла. Я хотел, чтобы он прилетел, как Супермен, и решил мои проблемы, а он этого не сделал, обманул мои ожидания.
Мы всегда разочаровываемся, когда узнаем, что у кого-то еще есть человеческие пределы, такие же, как у нас. Глупое на самом деле чувство, и мы это хорошо осознаем, но от осознания ничего не меняется.
Я задался вопросом, не чувствовал ли Майкл когда-либо тоже самое по отношению ко мне?
— Мое последнее замечание, — пробормотал я, — было неуместным.
— Да, — подтвердил Майкл. — Действительно.
— Мне извиниться, будем драться или еще что-то?
— Есть более полезные способы занять время. В центре нашего внимания должны быть Никодимус и Тесса.
Я повернулся к нему.
— Согласен.
— Но с этим мы не закончили, — резко добавил он. — Обсудим после.
Я что-то буркнул и кивнул. Напряженность так и повисла в воздухе между нами. Займемся делами, так будет легче.
— Знаешь, чего я не могу понять? — спросил я. — Как ты строишь линию рассуждений от момента захвата Марконе до общества, погруженного в хаос и отчаяние?
— Не знаю, — ответил Майкл, неосознанным жестом он положил руку на рукоятку меча, который теперь носил на поясе. — Но Никодимус знает, что делает. У меня паршивое предчувствие, что независимо от того, чем он занят, мы должны понять это прежде, чем свершится непоправимое.
Глава 21
— Если бы я знала, что люди, которым доверяют, готовятся предать моего работодателя, — сказала мисс Гард с преувеличенным спокойствием, — им бы уже не доверяли, не так ли? Если ты вежливо спросишь, Дрезден, я уверена, кто-нибудь непременно тебе объяснит, что такое предательство.
Майкл спокойно улыбнулся. Он сидел на рабочем месте с одним из своих тяжелых кинжалов и наждаком, приводя лезвие в идеальный порядок. Хендрикс сидел на табурете в другом конце мастерской. Громила разобрал пистолет и тщательно его чистил.
— Ну ладно, — сказал я Гард, — тогда почему не начать с тех, кто знал местоположение секретного убежища Марконе?
Гард сузила глаза, изучая меня. Она выглядела лучше. Понятно, что трудно выглядеть хуже человека с распоротым животом, но даже при этом она выглядела не как десять миль плохой дороги, а как всего лишь две или три. Она сидела на раскладушке, опираясь спиной на стенку мастерской, и, хотя она была бледной и невероятно усталой, синие глаза были ясными, а взгляд — острым.
— Я так не думаю, — ответила она спокойно.
— Когда Марконе будет мертв или окажется под контролем Падшего, ему будет без разницы, сохранила ты его тайну или нет.
— Я не могу, — повторила она.
— Ой, успокойся, — сказал я, вскидывая руки. — Адские колокола, я не спрашиваю у тебя пароли запуска для ядерных ракет.
Она глубоко вздохнула и повторила, выделяя каждое слово.
— Я. Не. Могу.
И тут со своего места пророкотал Хендрикс:
— Да ладно. Скажи ему.
Гард, нахмурившись, поглядела на его широкую спину, потом кивнула и повернулась ко мне.
— Сравнительно немного людей в организации знали о потайном убежище, но я не уверена, что это самая большая наша проблема.
Такая резкая перемена от категорического отказа до повествования заставила меня несколько секунд молча хлопать глазами. Даже Майкл, нахмурившись, уставился на Гард.
— Это не самая большая проблема? — спросил я. — А что тогда самая?
— Количество людей, которые располагают кусочками различных фактов, — ответила Гард. — Нужно было заплатить подрядчикам, купить материалы, нанять архитекторов. Целая куча разрозненных сведений указывала на то, что Марконе что-то строил, и, возможно, чье-то любопытство было достаточно задето, чтобы копнуть поглубже.
— Да, наверное, можно узнать много интересного, поговорив с архитекторами или строителями, — проворчал я.
— Именно. Вообще Марконе был недостаточно тверд в вопросах безопасности. Я убеждала его принять обычные меры, но он отказался.
— Обычные меры, — повторил я задумчиво. — Ты имеешь в виду убийство всех, кто был с этим связан?
— Секретные двери и секретные святилища совершенно бесполезны, если они не являются секретом, — ответила Гард.
— Видимо, Марконе не испытывал желания убить толпу своих служащих, чтобы прикрыть собственную задницу.
Гард пожала плечами.
— Рассуждать о морали — не моя работа, Дрезден. Я советник. И это был мой совет.
Я проворчал:
— Так, и кто мог все это знать? Строители? Люди из бухгалтерии?
— И любой, с кем они общались, — добавила Гард.
— Это делает наш конгломерат подозреваемых больше, чем надо, — сказал я.
— И правда.
— Стоп, — заявил я. — Время Оккама.
Гард распахнула глаза. Видимо, она никогда не слышала об МС Хаммере.[42]
— Оккама? — переспросила она.
— Бритва Оккама, — пояснил я. — Самое простое объяснение чаще всего самое правильное.[43]
Ее губы дрогнули.
— Как мило.
— Если мы возьмем круг подозреваемых, который включает в себя всех, кто что-то знает или где-нибудь услышал, мы ни к чему не придем. Если мы ограничимся только наиболее вероятными вариантами и будем работать с ними, мы найдем предателя с гораздо большей вероятностью.