Майкл осмотрел фургон изнутри. Затем вежливо открыл дверь пассажирского места для Розанны. Динарианка глянула на него, кивнула и села в машину.
Саня сел в машину первым, заняв дальнее заднее сиденье. Я сел следом за Майклом. Розанна что-то прошептала водителю, и мы поехали.
На минуту я занервничал. Мы направлялись на запад — в направлении прямо противоположном от озера. Затем водитель повернул на север и спустя несколько минут я понял, что мы едем в сторону одной из лодочных станций на северном берегу озера. И успокоился. Но если плохие парни догадаются, что мы уже знаем их местоположение, ситуация может измениться очень быстро.
Майкл сидел спокойно, невозмутимое лицо и руки, опирающиеся на Амораккиус, просто воплощение святой безмятежности. Саня позади нас храпел. Это выглядело не так внушительно, как поведение Майкла, но создавало такое же впечатление небрежной уверенности. Я пытался оставаться таким же спокойным, получалось с переменным результатом. Гарри, не трясись. Будь спокоен. Лед в твоих жилах.
Фургон остановился на одной из стоянок у Северного острова. Розанна молча вылезла, и мы последовали за ней. Она спустилась к берегу, вошла в доки и направилась к средних размеров катамарану, пришвартованному в конце причала. Майкл и я взошли на борт следом за ней. Саня отвязал швартовы, оттолкнул лодку от пирса и спокойно запрыгнул на борт.
Спустя несколько минут Розанна смогла завести двигатель старой лодки и направила ее от городских огней во тьму великого озера.
Странно и жутковато, как легко мир поглотила непроглядная тьма. Странный призрачный свет снежной ночи исчезал во тьме вод озера, в котором снег просто тонул. Низкая облачность какое-то время давала нам немного света, отражая огни города, Но по мере приближения к центру озера и этот свет затухал, и вскоре я уже не мог отличить очертания лодки и ее пассажиров от окружающей воды.
Я не уверен, как долго мы так плыли. Мне казалось, что час, но возможно, не более 30 минут. Лодка подпрыгивала на волнах, хумп, хумп, хумп, и вырывающиеся из под носа брызги покрывали бак сверкающим льдом. Пока я безуспешно пытался угадать движение во тьме, меня слегка затошнило.
Грохот мотора затих, и мы остановились. Тишина была обескураживающей. Я всю свою взрослую жизнь провел в Чикаго. Я привык к городу, его ритму, его музыке. К шуму машин, поездов, радио, крику сирен, сотовым телефонам, музыке, животным и людям, людям, людям.
Но здесь, в центре огромного, пустого холода озера, не было ничего. Ни сердцебиения города, ни голосов, ничего, кроме плеска волн, ударяющихся о корпус лодки.
Я ждал уже несколько минут, пока лодку раскачивали волны. Теперь, когда двигатель не работал — казалось, что лодка вот-вот перевернется, но я не собирался начинать хныкать.
— Ну? — потребовал Саня, где-то за пять секунд до того, как я начал истерику. — Чего мы ждем?
— Сигнала, — пробормотала Розанна. — До тех пор я не собираюсь бросаться на скалы и топить нас всех, милый зверь.
Я достал из моего кармана химический фонарь. Вытащил его из упаковки и растряс. Ввысь устремился зеленоватый свет, который довольно ярко, по сравнению с темнотой последнего получаса, осветил окружающее пространство.
Розанна взглянула на фонарик. В какой-то момент поездки ее человеческая форма уступила место краснокожей, крылатой демонессе с козлиными ногами, однажды виденной мной в Аквариуме. Её глаза, обе пары — карие и сверкающе зеленые, уставились на химический фонарь, она улыбнулась, обнажая белые изящные клыки.
— Без магии, колдун? Ты так боишься растратить свою силу?
Так далеко от берега, посередине такого большого озера, даже самые простые заклинания требуют огромных затрат — но я был уверен, что Розанна, судя по язычкам пламени, пробегавшим по ее хребту в Шедде, знала это так же хорошо, как и я. Это было бы пустой тратой энергии, которая могла понадобиться позже. И я напомнил себе, что в моих жилах лед.
— Просто мне нравятся такие фонарики, — ответил я, — Ты знаешь, что их использовали для крови хищника в том фильме с Арнольдом Шварцнеггером?
Ее улыбка исчезла.
— Ты о чем?
— Вот в этом-то вся и проблема с вами — бессмертными, — сказал я, — Вы не распознаете ссылку на популярный фильм, даже если она отложит эмбрион вам в пищевод.[80]
С конца лодки послышался сдавленный смех Сани.
Мгновение Розанна смотрела на него с непроницаемым лицом. Затем какая-то скорбная, темная тень легла на ее черты и она отвернулась. Подошла к носу лодки и, завернувшись в свои крылья, как в плащ, и приняв позу полной беззащитности, стала смотреть во тьму.
Саня заметил это. Он пытался убрать усмешку, но, на фоне реакции Розанны это усилие прошло незамеченным. Он собрался что-то сказать, но вместо этого нахмурил брови и потряс головой. Затем отвернулся и стал смотреть на воду. Снег продолжал идти крупными хлопьями, мерцая зеленоватым оттенком в свете фонаря. Майкл начал спокойно напевать «Прекрасная Грейс». Должно быть, выучил песню у каких-нибудь баптистов. У него был красивый, богатый и уверенный, голос.
Я подошел к Розанне и тихо спросил:
— Скажи, эта вот поза «Скорбящая дева», которую ты изображаешь, — как много Рыцарей ты убила с ее помощью?
Обе пары ее глаз покосились на меня, затем вновь устремили свой взгляд в ночь.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь. Эта вот твоя прекрасно-грустная аура. Ты выглядишь и скорбно, и трагично, и сексуально. Будто бы кричишь: «спаси меня, спаси меня». Наверно, все молодые мужчины после этого хотят увезти тебя отсюда с собой на белом коне.
— Это вот так ты обо мне думаешь? — спросила она.
— Леди, — сказал я, — год или три назад, я бы был первым в очереди. Черт, если б я думал, что ты серьезно намерена уйти, я бы, возможно, до сих пор помогал тебе. Но я не думаю, что ты хочешь уйти. Я думаю, что если бы ты действительно была такой патетичной, ты бы не смогла управлять своим Падшим — он бы управлял тобой. И я думаю, что ты неспроста являешься доверенным лейтенантом Тессы. А это значит, что либо эта маска трагичной, запутавшейся леди — просто крокодиловы слезы, либо лицемерие настолько эпичное, что его можно классифицировать как разновидность психологической дисфункции.
Она уставилась во тьму и молчала.
— Ты никогда не ответишь на мой вопрос, — сказал я.
— Тогда почему бы не сказать это громче? — спросила она горько, — Если ты так обо мне думаешь, тогда твоим друзьям нужно об этом знать.
— Ага, — сказал я, — Я так сделаю, а потом твои глаза наполнятся слезами, и ты отвернешься от меня. Позволишь одной слезинке скатиться по щеке, потом повернешь голову так, чтобы ветер закрыл волосами остальные. Может даже твои плечи разок вздрогнут. И получится, что большой, плохой, подозрительный колдун не прощает и не понимает бедную маленькую девочку, попавшую в тяжелую ситуацию, которой только хотелось любви. Поверь мне, Розанна. Я не буду помогать тебе охмурять их.
Ярко зеленые глаза повернулись ко мне, изучая, и Розанна произнесла совершенно другим женским голосом.
— Ласкиель кое-что рассказывала вам про нас.
— Можно и так сказать, — ответил я.
Впереди и чуть правее во тьме загорелся свет — костер, я полагаю. Из-за ночи и падающего снега сложно было сказать, как далеко он находится.
— Туда, — произнесла Розанна. — В ту сторону. Извини…
Пока она возвращалась к рулю, над озером подул ветер. Само по себе это не было необычно. Ветел дул на протяжении всего снегопада. Тем не менее, что-то в этом бризе привлекло мое внимание. Что-то с ним было не так.
Мне потребовалось три-четыре секунды, чтобы понять, что именно. Южный теплый ветер.
— О, — воскликнул я, подняв фонарь, и начал рассматривать окружающую нас воду.
— Гарри? — насторожился Майкл. — В чем дело?
— Чувствуешь ветер? — спросил я.
— Да, — ответил Саня с сомнением в голосе. — Теплый. Что это?
Майкл уловил смысл.
— Приближается Лето.
Розанна взглянула на нас через плечо.