Он разбрызгивает перегретые частицы металла — крошечные, крошечные кусочки металла, разогретые выше трех тысяч градусов. Они распространяются огромным конусом огня и освещают все на расстоянии больше чем двести пятьдесят футов, ярче и горячее, чем любой фейерверк. В лесоводствах их применяют, чтобы пустить встречный огонь, а спецподразделения используют их для отвлечения внимания противника.
Я выпустил два файрбола одновременно, прямо в воздух, и на мгновение все вокруг стало залито светом, столь же ярким, как в летний полдень.
Даже отвернувшись от вспышки, с закрытыми глазами я ощутил, как свет ворвался сквозь веки ярко-розовым цветом. Я услышал стрельбу со стороны дома, и еще от группы деревьев слева, но независимо от того, где размещались никодимусовы бандиты, сейчас они были ослеплены вспышкой, и их вечернему видению нужно будет время, чтобы придти в себя.
Это была половина пользы от применения файрболов в темноте. Мы выиграли чуть-чуть времени для действий, не больше, чем несколько секунд, — но несколько секунд совсем не пустяк, если использовать их, как следует.
Я опустил дробовик, схватил посох, и кинулся вперед, крича, как сумасшедший.
Майкл и Саня наступали мне на пятки. Майкл держал Амораккиус в правой руке и Фиделаккиус в левой, и пока он бежал, оба лезвия внезапно засияли несильным мерцающим серебряным светом. Одно из тех животных, что скрывались за башней, хотя и ослепленное вспышкой, выпрыгнуло вперед по команде Никодимуса, но злая фортуна нанесла его прямо на Майкла. Рыцарь Креста ударил справа и слева каждым мечом. Послышались звуки нанесенных ударов, крик боли животного, и Майкл протопал дальше, только слегка замедлив свой широкий шаг, оставив еще дергающееся тело животного на земле за собой.
Потом воздух задрожал от боевого рева Магога, и я бросил пристальный взгляд вокруг, чтобы найти огромного динарианца, который обращался именно ко мне. Я уже мерялся силами с Магогом и знал, что я смогу остановить его, если нужно. Но также я знал, что это потребует больших усилий и оставит меня уязвимым для его компаньонов, так что вместо того, чтобы пытаться остановить его, я призвал свою волю, и когда обезьяноподобное существо выпрыгнуло мне навстречу, качнул свой посох круговым движением, как клюшку для гольфа, и крикнул, «Forzare!»
Невидимая сила моей воли крутнулась, добавилась к импульсу броска Магога и оторвала его от земли. Магог с ревом пролетел над нашими головами и рухнул на крутой, скалистый склон, по которому мы только что поднялись. Рев животного преобразовался в дикие слова на каком-то по-древнему звучащем языке, прерываясь криками ярости и воплями боли, пока огромный динарианец катился вниз по каменному промерзшему склону. Он казался скорее рассерженным, чем травмированным, и я знал, что вывел его из игры всего лишь на несколько моментов.
Хотелось бы надеяться, что этого будет достаточно.
Дейдра спрыгнула с насыпи камней, используя для передвижения руки, ноги и лезвия волос попеременно, она была похожа на какого-то огромного причудливого паука — и тут Саня поднял свой Калашников и начал стрелять в нее. Он тоже не пользовался автоматическим огнем «пали и молись». Русский притормозил и быстро сделал несколько выстрелов. Первый ударил в скалу в дюйме слева от Дейдры, второй попал ей в бедро, а третий поднял облако искр от стальных лезвий ее волос совсем рядом с черепом. Она издала удивленный вопль боли и страха, и стремительно удрала боком в тень, как плотва убегает вглубь, когда до нее добирается солнечный свет.
По нам начали стрелять с двух сторон, пули были все еще слепые и случайные, но от этого не менее смертельные. Пули — дьявольские штучки, летящие рядом. Они не выглядят драматично. Они гудят, как большие жуки в деревне жарким, душным летним днем. Они даже почти не пугают, пока действительно не попадут в цель, и тогда станет ясно, каковы они. Это отчасти удобно, правда-правда, то время, проходящее между моментом, когда чувства говорят тебе, что это смерть беспорядочно щелкает вокруг на расстоянии в несколько футов, и моментом, когда ум осознает, что передвигаться в таких условиях — ужасная идея. Это время, когда можно что-то сделать прежде, чем ты испугаешься настолько, чтобы только найти укрытие и отсидеться там.
— Идем, идем! — призвал я, перезаряжая. Наш единственный шанс состоял в том, чтобы продолжать двигаться вперед, отпугивая по пути Никодимуса и компанию, и войти в единственное убежище на вершине.
— Убейте их! — взревел Никодимус разъяренным голосом, и вверху прошумел ветер. Он, должно быть, поднялся к небу, летя на своей тени, как на огромных крыльях летучей мыши.
Множество животных бросилось к Майклу, и оба Меча заработали снова, нанося удары, серебряный свет от их лезвий стал ярче. Саня издал боевой крик, и еще больше света затопило вершину, моя тень передо мной стала темнее, поскольку Эспераккиус вступил в бой, и множество звериных криков боли сотрясло воздух.
Прямо передо мной Шипастый Намшиэль выл в расстройстве и очевидном ужасе на каком-то языке, которого я не знал, и тут я увидел, что и Тесса и адская девушка Розанна исчезли. Намшиэль протягивал руки в направлении дальней стороны каменного трона, и кричал с отчаянием в голосе, «Вернитесь!»
Потом он повернулся ко мне, услышав мои шаги, хрустящие по влажному снегу. Он все еще держал корону зеленой молнии в своей колючей руке, и когда его глаза сосредоточились на мне, он обнажил свои зубы в гримасе горькой ненависти и швырнул в меня потрескивающий изумрудный электрический шар.
Мой защитный браслет был уже готов, и было достаточно ужаса и гнева, чтобы обеспечить мою обороноспособность. Я наклонил сферу под углом и дал шару безопасно отскочить в небо.
— Щенок, — прорычал Намшиэль, и на кончиках его пальцев снова собрались светло-зеленые искры власти. Он сделал странный маленький жест, щелкнул пальцами, и внезапно пять крошечных нитей зеленого света понеслись ко мне по пяти отдельным, спиральным траекториям.
Я снова подготовил свой щит, чтобы отбить новое нападение — и сообразил в последнюю секунду, что каждая отдельная нить энергии, летящая в меня, имеет немного разную длину волны спектра волшебной энергии, и разные частоты, поэтому мой щит не может сразу приспособиться, чтобы прикрыть меня. Не все в одно и то же время, и на том спасибо. Я отбил три из них, почти поймал четвертую, но она скользнула возле меня, и даже близко не дотянулся до пятой.
Что-то, ощущаемое, как холодная, сальная фортепьянная струна, обернулось вокруг моего горла, и я почувствовал, что не могу дышать.
— Несносная, наглая мелкая обезьяна, — зашипел Намшиэль, — играющая с огнями создания. Связывать с ними свою душу, как будто ты один из нас. Как ты осмелился сделать такое? Как ты смел применить огонь души против меня! Да я лично наблюдал, как твой жалкий вид был слеплен из навоза.
Если б он не придушил меня почти до смерти, я мог бы возразить что-то, или хотя бы прервать этот страдающий манией величия монолог. Мне только было жаль, что я не понимал, о чем, черт возьми, он говорит. Конечно, я хорошенько наподдал ему той серебряной рукой, но воспринимал он это как-то чертовски близко к сердцу.
Я потерял нить того, о чем думал. Моя голова кружилась. Горло было перехвачено. Шипастый Намшиэль еще о чем-то разглагольствовал. И тут Амораккиус сверкнул серебряным огнем, голова Шипастого Намшиэля отскочила от его плеч, дважды перекувыркнулась, и упала в снег.
Внезапно я смог глубоко вздохнуть, и мир снова начал налаживаться.
Майкл вышел вперед, бросил один взгляд на тело Намшиэля, и отрубил кисть его правой руки. Потом он поднял ее и бросил в мешочек, висящий на поясе с ножнами. Тем временем, Саня подхватил свою винтовку и поднял меня на ноги.
— Идем, — я задыхался, с трудом выталкивая слова через свое полусдавленное горло. Я поднялся на ноги и замахал рукой, показывая Сане, что нужно двигаться вперед. — На маяк. Скорее.
Саня перевел взгляд с меня на башню, быстро вложил свой Меч в ножны и снова поднял винтовку. Большой русский взбежал к башне с Калашниковым у плеча, и точными выстрелами начал всаживать пули в головы животных, что были прикованы цепями к стенам внутри, чтобы мучить Иву, которая все еще плавала связанная в пределах большого круга.