— Ты знаешь, чего они делают?
— Нет, — сказал Вася. — И не надо смотреть, они просили не подглядывать.
— Но они же не увидят, что мы подглядываем! — возразила Галя. — Никто ничего не узнает.
— Как это «никто»? — удивился Вася. — Мы-то будем знать, что мы подглядывали.
— Мы — это ничего, — сказала Галя. — Я же сама себя ругать не буду за подглядывание!
— Ты не будешь, а я буду, — грустно сказал Вася. — У меня натура такая. Я иногда сам себя больше ругаю, чем мама или учительница. А иногда они меня ругают, а сам я себя не ругаю, потому что не чувствую никакого преступления, а чувствую, что я ни в чём не виноват. И тогда мне ничуть не стыдно, что ругают. Странно, да?
— Очень удивительная у тебя натура, — сказала Галя. — Зачем же самому себя ругать, когда так много есть разных людей, которые всегда тебя ругают. Себя надо хвалить, потому что хвалят редко и хваления всегда мало и недостаточно.
— Самому себя хвалить — это не то удовольствие, — покачал головой Вася. — Рулевой, курс вест-зюйд-вест по компасу!
— Есть вест-зюйд-вест по компасу! — отрапортовала Галя и перестала подглядывать за дядей Георгием, потому что корабль теперь плыл в другую сторону.
Внизу на палубе что-то гулко прогрохотало.
— Стоп машина! — скомандовал Вася. — Боцман, правый якорь отдать! На клюз пять смычек… Эй, Аркаха, что у тебя там?
Вася перегнулся через ржавый поручень, окончательно загубив выданную ему утром свежую рубашку.
— Ура! — проорал Аркашка. — Отодрал доску! Только у меня гвоздодёр утонул…
— Как утонул?! — возмутился Вася. — Это же казённое имущество, оно в ведомости записано. Зачем же ты его над бортом держал?
— А я его и не держал над бортом, — сказал Аркашка. — Он упал торчком на палубу, проткнул её и утонул.
— Вот до чего проржавел корабль, — покачала головой Галя. — А ты говоришь: в неизвестные моря. На нём до Нервы не дойдёшь.
— Ну, и не пойдём, — кивнул Вася. — Поплыли домой пешком!
22
Скрывать нечего, было отчаянно интересно, что же там строят, на Южном мысу, где кладбище. Но как ни расспрашивали взрослых, сколько ни подглядывали из-за густых кустов, ничего точно распознать не удалось. Хорошо, что дела всегда было много, и один нерешённый вопрос не доставлял так уж много мучений. Но однажды утром скульптор Георгий Александрович, кончив завтракать и отодвинув кружку в сторону, пригласил всех жителей острова на Южный мыс. Прямо сейчас.
Ребята, которые в этот момент драили на дворе медную доску с корабля, придавая ей золотое сияние, бросили работу и пошли вместе со всеми.
Миновав ещё влажный от утренней росы лес, увидели знакомую ограду из якорной цепи, заметно уже подросшие молодые деревца и блестевшие лаком строгие и торжественные якоря.
А в самой середине маленького кладбища возвышалось то, что столько дней тревожило любопытство. Однако и сейчас можно было только догадываться, что это такое, ибо оно было накрыто свободно спадающей материей.
— Вот, товарищи… произнёс со смущённой улыбкой Георгий Александрович. — Наша работа закончена. Но прежде чем показать её вам, секретарь райкома хочет сказать несколько слов.
К Васиному удивлению, вперёд вышел один из помогавших дяде Георгию рабочих. Он помолчал немного, обдумывая свои будущие очень важные слова, потом вскинул голову, оглядел каждого внимательно, и Васю тоже внимательно оглядел, улыбнулся и начал говорить.
— Что-то вроде бы и забылось, затерялось во времени. После войны главное было — залечить раны, восстановить разрушенное. Не сразу мы поставили памятники всем героям. Но мы помнили всех. Памятники им были созданы в наших сердцах задолго до того, как они воплотились в бронзу и камень. Но настала пора и для этого. Сегодня мы открываем на острове Коренец памятник матросам, сложившим здесь свои головы за свободу Родины, за нашу с вами радость, за светлую долю наших детей. Вечная слава!
Вася невольно ухватил Галю за руку. Он почувствовал, как она сжала его пальцы.
Георгий Александрович развязал узел на верёвке, и материя мягко сползла на землю.
На угловатом куске гранита сидел, как живой, матрос в расстёгнутом бушлате и спокойно заряжал автомат, искоса глядя на море. Ветер трепал волосы матроса, а распоротая осколком бескозырка лежала за спиной матроса, на том же камне. И Васе сразу стало ясно, что это последний наш матрос, все остальные уже убиты, но ему, последнему живому, не страшно. Прежде чем его самого убьют, он ещё уничтожит много врагов. Он знает, что враги никогда не захватят его Родину…