— Здорово это твой дядя… — прошептала Галя ему в самое ухо.
Вася ничего не ответил. Он даже забыл, что его дядя, папин брат Георгий Александрович, сделал этого матроса. Но Галя напомнила об этом, и он стал думать, что пусть все видят, что дядя Георгий самый лучший скульптор на свете. Но и этого он ей не сказал. Какие тут могут быть слова, всё без слов понятно.
Молчали все. Молчали, глядя на каменного матроса. Потом все как-то внезапно бросились к Георгию Александровичу и начали поздравлять его с прекрасной работой. Он принимал похвалы, глядя на свои руки, и лишь иногда вскидывал глаза на говорящего, как бы выхватывая из всех похвальных слов одно, с которым и сам согласен.
Несмотря на то, что место такое печальное и воспоминания у всех печальные, стало радостно, будто совершилось что-то большое и славное, необходимое для счастливой жизни на земле.
Пошли домой, распевая песни.
Когда наступило время обеда, Васю, Галю и Аркашку Слёзкина к общему столу не пустили. Сказали, что не всё ещё готово, а они уже голодные. Покормили детей на кухне и велели идти гулять, и даже разрешили подольше не возвращаться — только, конечно, не уплывать ни на Нерву, ни на Тютерс, ни на Гогланд, ни на Лавенсаари, ни на какой другой остров, а также и на материк.
Они обрадовались.
Гулять всегда интересно. Простая прогулка по лесу и по берегу много интереснее, чем сидеть за столом вместе со взрослыми, исполнять правила приличного поведения и не вмешиваться в разговоры.
И вообще надо гулять и гулять, нагуливаться на всю зиму вперёд, потому что скоро такая вольготная жизнь кончится — и отвезёт их «Лоцман» обратно в школу-интернат.
— Что же всё-таки делать с этой доской? — спросил Аркашка про медную доску с корабля.
— С доской… Может, её тоже похоронить? Пусть будет могила корабля, — великодушно рассудил Вася.
— А может, медь всё-таки пригодится? — возразил Аркашка.
— Нет, — помотал головой Вася. — Нам больше пригодится другое.
— А чего? — поинтересовалась Галя.
И они пошли по берегу, впервые рассуждая всерьёз, что и когда пригождается человеку в жизни.
Пришёл «Лоцман» и отвёз на Нерву упирающуюся Галю.
И с того дня Вася как бы вроде и захотел, чтобы учебный год начался поскорее. Даже маме несколько раз сказал, что скучает по родной школе. Мама удивилась, но, подумав, обрадовалась: сын начинает серьёзно относиться к учению.
И со следующим рейсом «Лоцмана» они отправились в город. И Георгий Александрович тоже с ними. Галя уже была на борту, потому что «Лоцман» сперва заходил на Нерву. Была радостная встреча. Потом стояли у борта, смотрели на маяк, на домики и скалы, на сосновый лес, на вытащенную из воды «Каравеллу» и на грустных людей, которые их провожали, стараясь не выдать своей грусти.
«Лоцман» снялся с якоря и развернулся курсом на юго-восток.
— Я без вас скучала на Нерве, — сказала Галя. — А вы без меня скучали?
— Вспоминали, — снисходительно и мужественно ответил Вася.
Подошёл Георгий Александрович.
— Маленькая земля в большом море, — произнёс он. — Радостно приходить сюда, и легко прощаться, зная, что она всегда твоя, всегда тебя ждёт и примет с открытой душой.
Вася, Галя и Аркашка ничего не сказали. Все чувствуют одинаково, зачем ещё что-то говорить.
