В джунглях брутиного подсознания появились и начали расправлять крылышки бабочки сомнений, не подозревающие, что о подобных вещах говорится в теории хаоса…
– Сейчас я чувствую себя куда лучше, – сказала черепаха. – Лучше, чем все последние месяцы.
– Месяцы? – сказал Брута. – А как давно ты… болен?
Черепаха поставила лапу на лист.
– Какое сегодня число?
– Десятое грюня.
– Да? А какого года?
– Э… Воображаемой Змеи. Что ты имеешь ввиду «какого года»?
– Тогда… три года, – сказала черепаха. – Это хороший салат. И это Я говорю. В холмах салата не достать. Немного подорожника, куст-другой колючек. Да будет еще один лист.
Брута сорвал лист с ближайшего стебля. «И явился, – подумал он, – еще один лист».
– Ты собирался стать быком? – сказал он.
– Я открыл глаза… мой глаз… и оказался черепахой.
– Почему?
– Откуда мне знать? Я не знаю! – соврала черепаха.
– Но ты… Ты же всеведущий, – сказал Брута.
– Это не значит, что я знаю все, – сказала черепаха.
Брута закусил губу.
– Гм… Да. Значит.
– Ты уверен?
– Да.
– По-моему, это всемогущий.
– Нет. Это когда ты всесилен. И ты действительно все можешь. Так сказано в Книге Оссорий, который был одним из Величайших Пророков, сам знаешь. Надеюсь, – добавил Брута.
– Кто сказал ему, что я всемогущий?
– Ты.
– Не я.
– Ну, он сказал, что ты.
– Я даже не помню никого по имени Оссорий, – пробормотала черепаха.
– Ты говорил с ним в пустыне, – сказал Брута. – Ты должен помнить. Тот, который был восьми футов высотой? С очень длинной бородой? С большой палкой? С нимбом святых рогов, сияющим вокруг головы? Он заколебался. Но он видел статуи и святые иконы. Они не могли лгать.
– Никогда не встречал никого подобного, – сказал маленький Бог Ом.
– Возможно, он был чуточку пониже, – уступил Брута.
– Оссорий… Оссорий… Нет. Может я…
– Он сказал, что ты говорил с ним из огненного столпа.
– А… этот Оссорий, – сказала черепаха. – Да, столб пламени, верно.
– И ты продиктовал ему Книгу Оссорий, – сказал Брута, – в которую входят Указания, Пути, Запреты и Наставления. Всего сто девяносто три главы.
– Не думаю, чтобы я столько понаговорил, – с сомнением сказал Ом, – я бы вряд ли забыл про сто девяносто три главы.
– Тогда, что же ты сказал ему?
– Насколько я помню, это звучало: «Эй, посмотри, как у меня здорово получается!» Брута уставился на Ома. Тот, насколько это вообще применимо к черепахам, выглядел смущенным.
– Даже боги любят поразвлечься, – сказал он.
– Сотни тысяч людей всю свою жизнь живут в соответствии с Запретам и Наставлениями! – прорычал Брута.
– Да? Я им не запрещаю, – сказал Ом.
– Но если не ты их продиктовал, то кто же?
– Не спрашивай об этом меня. Я – не всезнающий!
Брута был в бешенстве.
– А Пророк Аввей? Я надеюсь, кто-нибудь удосужился продиктовать ему Кодексы, а?
– Но не я…
– Но они начертаны на свинцовых плитах десятифутовой высоты!
– Да, и это, конечно, должен был сделать я, да? У меня всегда под рукой тонны свинцовых плит, на случай если я встречу кого-нибудь в пустыне, да?
– Вот уж! Но если не ты дал их ему, то кто?
– Я не знаю! Почему я должен это знать? Я не могу быть везде одновременно!
– Ты же всесущий!
– Кто это сказал?
– Пророк Хашими!
– В жизни не встречал!
– Да ну? И уж конечно не ты передал ему Книгу Создания?
– Какую еще Книгу Создания?
– Стало быть, ты не знаешь?
– Нет!
– Но кто же тогда передал?
– Не знаю! Может, он сам ее написал!
Брута в ужасе зажал себе рот рукой.
– Эо бооуо!
– Что?
Брута отнял руку.
– Это богохульство!
– Богохульство? Как я могу богохульствовать? Я же бог!
– Я тебе не верю!
– Ха! Хочешь еще одну молнию?
– И это называется молния?
Лицо Бруты раскраснелось, его трясло. Черепаха горестно покачала головой.
– Ладно, ладно. Ну, допустим, не слишком сильная, – сказала черепаха. – Если бы я был в форме, от тебя осталась бы пара дымящихся сандалий. – Он выглядел глубоко несчастным. – Не понимаю. Со мной никогда раньше не происходило ничего подобного. Я собирался недельку побыть большим ревущим белым быком, а вышло черепахой на три года. Почему? Не знаю, и при это предполагается, что я должен знать все. В соответствии с твоими пророками, которые говорят, что каким-то образом встречались со мной. Да знаешь ли ты, что никто даже не слышит меня? Я пытался разговаривать с пастухами и прислугой, но никто ничего и не замечал! Я уже начал думать, что я и есть всего-навсего черепаха, которой приснилось, что она была богом. Вот до чего дошло.
– Возможно, так оно и есть, – сказал Брута.
– Чтоб твои ноги раздулись как трехступенчатые колонны! – огрызнулась черепаха.
– Но… но, – сказал Брута, – ты говоришь, что пророки это… всего-навсего что-то записавшие люди…
– Чем они и являются!
– Да, но это исходило не от тебя!
– Возможно, кое-что из этого было и от меня, – сказала черепаха. – За последние годы столько забылось…
– Но если ты все это время торчал здесь в обличьи черепахи, то кто же выслушивал молящих? Кто принимал жертвоприношения? Кто судил мертвых?
– Я не знаю, – сказала черепаха. – А кто занимался этим раньше?
– Ты!
– Разве?
Брута засунул пальцы в уши и открыл рот на третьем стихе «Смотри! Неверные бегут ярости Ома». Через пару минут черепаха высунула голову из-под панциря.
– Кстати, – сказала она, – перед тем, как неверных сжигают заживо, ты поешь им?
– Нет!
– О! Как милосердно! Могу я кое-что высказать?
– Если ты попытаешься еще раз испытывать мою веру…
Черепаха молчала.
Ом покопался в своей стершейся памяти. Потом заскреб коготками по пыльной земле.
– Я… помню день… летний день… тебе было… тринадцать…
Сухой тихий голос монотонно гудел. Рот Бруты принял форму постепенно расширяющегося «о». Потом он сказал.
– Как ты это узнал?
– Ты ведь веришь, что Великий Бог Ом следит за каждым твоим шагом, не так ли?
– Ты черепаха, ты не должен…
– Когда тебе было почти четырнадцать, и твоя бабушка охаживала тебя за кражу сливок из кладовой, чего ты в действительности не делал, она заперла тебя в темной комнате и тогда ты сказал: «Чтоб ты…»