– Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, – произнесла она тихо, когда затихли шаги.
– Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный… – она вздохнула. – Золотые деньки, золотые деньки!
Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: «Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?» Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть.
Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.
Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не было типично для дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о чем-то просить. У Судьбы есть способы отмечать своих избранников. Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии. Конечно, не шесть Архисвященников, или лично Ценобриарх. Они не столь важны. Они просто находятся наверху. Те, кто действительно занимается делами, обычно стоят на несколько ступенек ниже, там, где еще можно заставить что-то делаться.
Люди предпочитали числиться друзьями Ворбиса, главным образом из-за вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом намекало, что они не хотят стать его врагами. Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это были Генерал Ясмь Фрайят, который, что бы не говорили официальные отчеты, возглавлял Божественный Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут думать, что эта должность не дает особого влияния, но в таком случае они никогда не будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей. Ни один из них в действительности здесь не был. Они не разговаривали с Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало с Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться. Так, некоторые настоятели отдаленных монастырей, недавно вызванные в Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма странные земли только потому, что так они определенно не попадали в число тенеподобных фигур, навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске. И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и если бы у них состоялся разговор, все бы происходило так:
– А сейчас, – произнес Ворбис, – о делах в Эфебе.
Епископ Драна пожал плечами (или пожал бы, если бы был здесь. Но его не было. Потому он не мог.).
– Доносят, что никаких последствий. Никакой угрозы.
Оба посмотрели на Ворбиса, человека, никогда не повышающего голоса. Было очень тяжело понять, что же Ворбис думал, часто даже после того, как он вам об этом сообщал.
– Действительно? Вот к чему мы пришли? Никакой угрозы? После того, что они сделали с бедным Братом Мардуком? После нападок на Ома? Это не должно сойти им с рук. Что же следует предпринять?
– Никаких военных действий, – произнес Фрайят. – Они дерутся, как сумасшедшие. Нет. Мы уже потеряли слишком многих.
– У них сильные боги, – сказал Драна.
– Их луки мощнее наших, – сказал Фрайят.
– Нет Бога кроме Ома. То, что эфебцы верят, что почитают, суть не что иное как джины и демоны. Если это можно назвать почитанием. Вы видели подобное?
Он подтолкнул к ним свиток бумаги.
– Что это? – осторожно спросил Фрайят.
– Ложь. История, которая не существует и никогда не существовала… эти… эти вещи… – Ворбис раздумывал, пытаясь вспомнить слово, со времени последнего употребления которого произошло очень, очень многое, – …как… сказки… для детей, которые слишком малы… Слова для людей…
– А. Игры, – сказал Фрайят.
Взгляд Ворбиса пригвоздил его к стене.
– Ты знаешь о таких вещах?
– Я… когда я однажды путешествовал в Клатче… – Фрайят глотал слова. Было видно, как он пытается собраться. Во время битвы он командовал сотней тысяч человек. Он не заслуживал подобного. Он почувствовал, что не осмеливается взглянуть на выражение лица Ворбиса.
– Они танцуют, – жалобно произнес он. – По праздникам. У женщин висят колокольчики на… И они поют. О прежних днях мира, когда боги…
Он побледнел.
– Это выглядит отталкивающе.
Он затрещал костяшками пальцев – привычка, проявлявшаяся всякий раз, когда он бывал расстроен.
– Вот их боги. Люди в масках. Верите? У них есть бог вина. Пьяный старик! А люди говорят, что Эфеб – не угроза! И это, – он швырнул на стол другой, более толстый свиток. – Это еще хуже. Покуда они по заблуждению почитают ложных богов, их заблуждение состоит в выборе богов, не в том, что они их почитают. Но это…
Драна осторожно изучил это.
– Я уверен, что существуют другие копии, даже в Цитадели, – сказал Ворбис. – Эта принадлежала Сашо. Мне кажется, это вы рекомендовали его мне, Фрайят.