- Не время для безверия, сказал Рхам-ап-Эфан. Снаружи шел град. - Лучшего и не придумаешь. - сказал Симони. Кусок рога изобилия рикошетом отскочил от крыши Черепахи, раскачивающейся на своих шипастых колесах. - Но за что на нас злиться? - сказал Аргависти. - Мы вершим их волю. Борвориус попытался улыбнуться. - Боги, да? сказал он. - Не можем ни сними, ни без них?
Кто-то толкнул Симони и протянул сырую сигарету. Это был Цортский солдат. Назло себе он затянулся. - Хороший табак, сказал он. - То, что растет у нас, на вкус как верблюжье дерьмо. Он передал сигарету дальше, следующей ссутуленной фигуре. - СПАСИБО. Борвориус откуда-то раздобыл фляжку. Согласился бы пойти бы в ад, если бы внутри что-нибудь было? - сказал он. Похоже, сказал Симони рассеянно. Потом заметил фляжку. - А, ты об алкоголе? Пожалуй. Но, какая разница. Я бы не пошел в огонь за священников. Спасибо. Пошли дальше. - СПАСИБО. Черепаха затряслась от громового раската. - Г'н и'химбе бо?
Все посмотрели на сырую рыбу и выражение надежды на лице Фасты Бенжа. - Я могу собрать немного угольев в печке, сказал Урн через некоторое время. Кто-то похлопал Симони по плечу, вызывая странное чувство морозного покалывания и звона в ушах. - СПАСИБО. МНЕ ПОРА ИДТИ. Когда он взял фляжку, он почувствовал свист ветра, внезапное дыхание вселенной. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как волна подняла корабль и разбила о дюны. Ветер окрасил далекий вопль. Солдаты оглянулись. - Там были люди, сказал Аргависти. Симони выронил фляжку. - Пошли, сказал он. И ни один, когда они вырывали из пасти бури брусья, когда Урн применил все свои знания о рычагах, когда они шлемами подкапывались под обломки, не спросил, кого они выкапывают, или в какие униформы они одеты. Ветер принес туман, горячий и наполенный электрическими вспышками, а море по-прежнему бушевало. Симони вытащил рангоутное дерево, и заметил, что вес полегче, так как кто-то схватился за другой конец. Он взглянул в глаза Бруте. - Молчи, сказал Брута. - Это боги нас наказывают?
- Молчи!
- Я хочу знать!
- Так лучше, чем если бы мы сами себя наказывали, верно?
- Остались люди, которые уже никогда не выберутся из кораблей!
- Никто не говорил, что это будет приятно!
Симони оттащил кусок обшивки. Там был человек, доспехи и кожаные части были испорчены настолько, что ничего невозможно было определить, но живой. Слушай, сказал Симони под порывом ветра. - Я не сдамся! Ты не победил! Я делаю это не для каких бы то ни было богов, существуют они, или нет! Я делаю это для людей! И прекрати так улыбаться! Пара костей упала на песок. Мгновение они искрились и потрескивали на песке, а потом исчезли. Море успокоилось. Туман разорвался на клочья и исчез в никуда. В воздухе по-прежнему висела дымка, но хотя бы было видно солнце, пусть как более яркое пятно на куполе неба. Еще раз, снова, возникло ощущение, что вселенная затаила дыхание. Появились боги, прозрачные и мерцающие, в фокусе и нет. Солнце засияло на призраках золотых кудрей, крыльев и лир. Когда они заговорили, они заговорили в унисон, их голоса то вырывались вперед, то запаздывали, как всегда получается, когда группа людей старательно пытается воспроизвести нечто, что было велено сказать. Ом был в этой толпе, он стоял прямо позади Цортского Бога Грома с отстраненным выражением лица. Было заметно, пусть одному Бруте, что правая рука Бога Грома исчезала за его собственной спиной таким манером, словно кто-то держал ее выкрученной на грани боли. Что боги сказали, услышал каждый сражающийся на своем родном языке, в соответствии со своим собственным восприятием. Это сводилось к:
I. Это Не Игра.
II. Здесь и Сейчас, Вы Живы. А потом все кончилось.
***
- Ты станешь хорошим епископом, сказал Брута. - Я? - сказал Дидактилос. Я же философ!
- Хорошо. Нам самое время обзавестись философом. - И эфебец!
- Хорошо. Ты сможешь придумать лучший способ управления страной. Священники не должны этим заниматься. Они не могут думать об этом должным образом. Как и солдаты. - Спасибо, сказал Симони. Они сидели в садике Ценобриарха. Высоко в небе кружил орел, высматривая нечто, что не было черепахой. - Мне нравится идея демократии. Должен быть кто-то, кому все не доверяют, сказал Брута. - Таким образом, все счастливы. Подумай об этом. Симони?
- Да?
- Я назначаю тебя главой Квизиции. - Что?
- Я хочу прекратить ее деятельность. И я хочу сделать это самым тяжелым способом. - Ты хочешь, чтобы я перебил всех инквизиторов? Отлично!
- Нет. Это простой путь. Я хочу как можно меньше смертей. Разве что тех, кто получает от этого удовольствие. Но только их. Теперь... а где Урн?
Движущаяся Черепаха по-прежнему оставалась на берегу, ее колеса были погребены под нанесенным штормом песком. Урн был слишком расстроен, чтобы попытаться выкопать ее. - Последний раз он возился с починкой дверного механизма, сказал Дидактилос. - Его хлебом не корми, дай что-нибудь починить. - Верно. Надо будет найти для него занятие. Орошение. Архитектура. Что-нибудь в этом роде. - А что ты собираешься делать? - сказал Симони. - Мне надо сделать копии Библиотеки, сказал Брута. - Но ты же не умеешь ни читать, ни писать, сказал Дидактилос. - Нет. Но я вижу и могу рисовать. Две копии. Одна для хранения здесь. - Когда мы сожжем Семикнижие, будет полно места. - сказал Симони. - Ничего не будет сожжено. Всему свое время. - сказал Брута. Он взглянул на мерцающую полоску пустыни. Смешно. Сейчас он был так же счастлив, как тогда, в пустыне. - А потом...-начал он. - Да?
Брута опустил взгляд на фермы и деревеньки вокруг Цитадели. Он усмехнулся. - А потом мы лучше будем заниматься делом, сказал он. - Каждый день.
***
Фаста Бенж задумчиво греб домой. Он отлично провел эти несколько дней. Встретил множество новых людей и продал довольно много рыбы. Птанг-Птанг со своими прислужниками лично обратился к нему, взяв обещание никогда не развязывать войны в месте, о котором он никогда и не слышал. Он согласился. (* В языке племени Фасты Бенжа нет эквивалента слову "война", потому что воевать им не с кем, а жизнь и так достаточно сложна. Слова Птанг-Птанга дошли как: "Помнишь, как Пача Мож ударил своего дядю большим камнем? Что-то в этом роде, только много хуже. " ) Некоторые новые люди показали ему удивительный способ делать молнию. Бьешь по этому камню этим твердым куском, и получаешь маленькие кусочки молнии, которые падают на сухую штуковину, которая становится красной и горячей, как солнце. Если положить туда еще дерева, она становится больше, и если положить на нее рыбу, она чернеет, но если действовать быстро, она становится не черной, а коричневой и на вкус - лучше всего, что он когда-либо пробовал, хотя это и не сложно. И еще ему дали несколько ножей, сделанных не из камня и одежду, сделанную не из тростника, и, в общем и целом, жизнь улыбалась Фасте Бенжу и его племени. Он не совсем понял, почему множество людей может захотеть ударить дядю Пачи Можа большими камнями, но это действительно ускорило темп технического прогресса.