– Господи! – воскликнула Хелен. – Сколько можно ругаться? Неужели вы не понимаете, что мы, возможно, стоим на пороге самого фантастического, самого удивительного открытия? – Она протянула руку к свету фонарика, и все увидели обертку от шоколада. – Вот что мы там нашли. Конфеты ведь тоже пропадали.
– Может, это дело рук Мэри, – предположил Дэниел. – Она украла шоколад и спустилась сюда, чтобы съесть. Девушки в ее возрасте ведут себя странно.
– Она всего боится, – возразил Мэт. – Ничто на свете не заставит ее спуститься сюда, и ты это знаешь.
– Но все равно выводы делать рано, – не унимался Дэниел. – Обертка, остаток свечи. От этого нельзя отталкиваться.
– И след, – напомнил Стефан. – Не забудьте про него.
Последовало молчание.
– Мне кажется, пора обратно, – спокойно заметил Дэниел. – Мы обещали Бриджет вернуться через полчаса.
Хелен требовала продолжения поисков, но спустя пять минут была готова идти наверх. Они уже все осмотрели: больше ничего странного не нашлось. Они насчитали всего восемь комнат, кроме первой, где начиналась лестница, и той, что оказалась заполнена водой. Они без труда нашли выход. Стефан замыкал шествие. Он заметил на одной из коробок надпись на немецком языке и открыл ее. Она была набита всякими бумагами. Сверху лежала записная книжка в кожаной обложке – точно такая же, как та, которую дала ему Бриджет. Она оказалась исписанной тем же почерком. Дэниел и Хелен уже шли по лестнице, а Мэт задержался, чтобы подождать его. Стефан спрятал находку в карман.
Глава 8
Когда компания направилась в башню, Уоринг решил сходить в парк, обнесенный стеной. Ему казалось, он попал в другую страну. Отсюда была видна только верхняя часть дома. В центре парка находилось возвышение с солнечными часами, стоя на котором можно было увидеть холмы. Возвышение окружали кустарник, изгороди, цветочные клумбы, тропинки и деревья. Все остальное скрывала стена из красного кирпича. В молодости Уорингу доводилось видеть в Англии парки, похожие на этот. Даже сейчас он мог представить себе, что за стеной простирается не бесцветное пустынное болото, а богатый и ухоженный Гемпшир, где пасется откормленный скот и кругом стоят зажиточные дома. А он – молодой американец, приехавший погостить, которого интересуют социальные вопросы, и он думает о том, что следует послать хозяйке: цветы, чулки или конфеты.
«Воображение, – с сожалением подумал он, – может завести очень далеко, даже вернуть тебя в прошлое, но сам уже никогда не станешь прежним».
Он был раздражен случайно подслушанным разговором и искал Бриджет – сказать, что у них в комнате перегорела лампочка, когда из кухни донесся ее голос. Он на мгновение задержался у двери – все-таки это была кухня, а не помещение, предназначенное для постояльцев, – и услышал, что упомянули его имя.
– Ну а Уоринг? – спросила Бриджет.
– Он не идет, – ответил Дэниел.
– А Хелен согласилась?
– Ты разве не слышала, что она сказала? Она считает, что все это очень и очень мило. – Дэниел неудачно попытался подражать акценту Хелен, что совсем не понравилось Уорингу. – Я думаю, именно поэтому он и не хочет идти.
– Жаль. Они почти все время только и делают, что пререкаются друг с другом, – сказала Бриджет.
– Да, но сегодня утром, как мне показалось, она пыталась наладить отношения. Причем очень старалась.
– Бедная Черри, – вздохнула Бриджет.
Уоринг ушел, пока они его не заметили. Он сразу же почувствовал раздражение. Не из-за того, что говорили о них – этого следовало ожидать, – а потому что они не поняли, кто был зачинщиком в непрекращающейся борьбе. Обвиняли их обоих. Хелен, судя по сегодняшнему утру, даже считали пострадавшей. («Очень старалась…» О, дружок, – подумал он, – я мог бы тебе порассказать, как она умеет «очень стараться». Как она, например, решила сжечь мои костюмы и чуть не спалила весь дом. Или как врезала мне в пах, когда мы ехали на скорости шестьдесят миль в час по оживленной магистрали. Не говоря уже об оскорблениях и ухмылках на коктейлях и обедах. И как она огорошила ту пару из Нью-Джерси, которая надоедала ей рассказами о лошадях. Тогда она заметило «Кстати о меринах, мне кажется, вы еще не знакомы с моим мужем…») В парке он немного поостыл. Через десять минут он уже мог рассуждать объективно и признал, что английская пара честно изложила свое мнение. Если о нем думали, что он ничуть не лучше Хелен, значит, он создавал такое впечатление. Он ведь приехал сюда, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Вспомнить хотя бы, как он волновался в первый день, боясь, что Хелен настоит на своем, и они уедут. Ему бы следовало радоваться, что ей здесь понравилось и что она теперь еще увлеклась поисками фантастических маленьких человечков.
Эта мысль заставила его вспомнить обед на второй день. Он снова впал в ярость. Ему достаточно унижения в постели. Затем он ослабил бдительность и растерялся – разбудил ее и по глупости поделился тем, что (как ему казалось) увидел в лунном свете. Она заявила ему, что хватит быть дураком и давно пора спать. Утром он ждал продолжения разговора, но в течение всего дня ничего не было сказано, и он уже решил, что она забыла их ночной разговор. А затем во время обеда… Он почувствовал беспокойство, когда она начала задавать Морвицу всякие глупые вопросы о Германии. Тот попытался уйти от разговора с ней и совсем испортил дело тем, что показал явное удовольствие от дискуссии с Уорингом. Она попыталась влезть в их разговор, и Уоринг оставался вежливым, но не давал ей вмешаться. А затем, дождавшись мгновения тишины, она сказала своим громким, как труба, голосом: «Никто из вас не поверит в то, что произошло с моим мужем прошлой ночью!»
Злоба перешла в отвращение. Он увидел клумбу с чахлыми розами: слабые, длинные и тонкие, объеденные гусеницами листья, маленькие, редкие бутоны. От них исходил еле ощутимый аромат. «Возможно, их следует пересадить в другую почву, – подумал он, – ими много лет никто не занимался. Растениям требуется постоянный уход.
Что же уготовила мне судьба? – спросил он себя. – Жить со взбалмошной женщиной, которую я презираю? Терпеть пинки, улыбаться в ответ на унижения и мило благодарить ее, когда она решит, что на сей раз я достаточно попрыгал через обруч и на повестке дня супружеская гармония?» Сегодня утром она действительно старалась, и это ужасно… Он на мгновение заметил ее одиночество и тоску. Он увидел ее человеком. Но ответил с сарказмом и горечью.
Возможен ли был другой ответ? Это не просто воспоминание об их совместном прошлом, а абсолютная уверенность в том, что и будущее окажется точно таким же. Все очень напоминало обработку результатов исследования. Вначале, когда ты только берешься за дело, встречается много непредсказуемого. А чем больше данных обработаешь, тем меньше шансов на неожиданный результат. В конце концов ты сам для себя строишь график и знаешь, что какие-то точки могут выпасть из него, но в целом эти отклонения незначительны и не могут повлиять на общую картину. То же самое и с людьми. Тайна раскрывается, и ты все прекрасно распознаешь. Ты можешь любить, ненавидеть или относиться с безразличием к тому, что видишь. Ты знаешь только, что не в силах, как, впрочем, и кто-нибудь другой, изменить это.
По небу плыли белые, серые и черные облака. За то время, что он находился в парке, несколько раз появлялось солнце, освещая все вокруг, и снова скрывалось, оставляя за собой золотисто-молочное свечение. Вот теперь оно вышло надолго, и все в парке сразу стало ярким и сверкающим.
Он снова вспомнил последнюю фразу Бриджет: «Бедная Черри». Ему не хотелось думать об этом. Неважно, что в постоянных перебранках винили его: ведь самую главную роль в войне играют не те, кто непосредственно участвует в сражениях, а те, кто в тылу.
Черри спустилась в холл уже после одиннадцати. Уоринг спросил, хорошо ли она спала.