— Мрачный, — сказал Матт.
— Печальный, — ответил Артур. — Траурный. Меланхоличный.
В этот момент Сара положила руку ему на плечо.
— Я так счастлива, — объявила она, — что все время улыбаюсь и ничего не могу с этим поделать!
Артур оглянулся и несколько секунд смотрел на нее, будто пытался вспомнить ее имя. Этим утром он, наверное, впервые побрился, и теперь на щеках были кровавые следы.
— Давай обсудим это попозже, — предложил он. — Я сейчас занят.
Он повернулся к ней спиной — сегодня на нем была та же джинсовая куртка, что и вчера вечером, — и Сара с безжалостной ясностью поняла, что у нее по-прежнему нет парня.
Двери открылись, и она вместе со всем стадом зашла в школу, и прошла в зал, и села за стол, и даже начала жестким карандашом заполнять экзаменационные листы, но думала при этом только об одном: почему у нее ничего не получилось? Потому что она некрасивая? Или плохо целуется? Или надо было разрешить ему потрогать там? Или все это, вместе взятое?
Как ни странно, закончилось все не так уж плохо. Она хорошо, гораздо лучше, чем ожидала, сдала экзамен. А Бет разбила Артуру сердце, и залечивать его он приполз к Саре, и все лето перед последним школьным годом они встречались, а потом, незадолго до начала занятий в сентябре, Сара с мстительным удовольствием бросила его.
Все это было очень странно. Артур Малони не сыграл какой-либо заметной роли в жизни Сары: так, всего лишь нотабене на полях ее романтической биографии, ничем не примечательный подросток, который однажды вечером поцеловал ее, а на следующее утро пожалел об этом. Она почти не вспоминала о нем, после того как закончила школу. Так почему же сейчас, недоумевала Сара, все эти странные дни, предшествующие доставке купальников, она думает о нем практически непрерывно?
Купальник в цветочек, верхняя часть которого представляла собой что-то вроде узкой полоски ткани, завязанной вокруг груди, она заказала напрасно. Во-первых, он и не собирался «зрительно увеличивать грудь», как было обещано в каталоге, а, наоборот, делал ее абсолютно плоской и практически невидимой. А во-вторых, Сара никогда не носила одежду с цветочным рисунком, чувствуя себя в ней идиоткой, радостно сообщающей всем окружающим: «Смотрите! Я вся в цветочек!»
Черный лифчик на косточках сидел немного получше и был не таким дурацким, но, очевидно, Сара ошиблась с размером. Косточки немилосердно врезались в грудь, заставляя вспомнить о былых корсетах на китовом усе. Даже странно, что такой откровенно невикторианский предмет одежды ассоциируется у нее с кринолинами и турнюрами.
Топ в виде короткой маечки Саре понравился: он был скромным и одновременно игривым, и живот открывался в нем довольно соблазнительно, но, к сожалению, она не угадала с цветом. В каталоге его почему-то окрестили «рдеющий закат», но на деле он оказался примитивно розовым. А розовый Сара презирала.
«Господи, я будто чем-то больна, — с отвращением подумала она. — Не могу носить цветочки, не могу носить розового». Словно у нее в голове живет какой-то трусливый скептик, который подбивает ее всегда и всему говорить «нет». Всю ее жизнь он прятался там, мешая ей идти вперед, рисковать, испытывать удачу, меняться.
Еще в аспирантуре Сара написала статью, в которой раскритиковала Камиллу Палью за ее «ложно понимаемый феминизм». Та превозносила отдельных выдающихся личностей, наделенных недюжинной сексуальной властью, вместо того чтобы сосредоточиться на судьбе обычных женщин, страдающих под бременем патриархального ига. Особенно Сару раздражали неумеренные восторги Пальи по поводу Мадонны. Чему может эта богатая, знаменитая, красивая и самоуверенная эгоцентристка научить множество несчастных, забитых секретарш, официанток, проституток и домохозяек?
Но в последнее время Сара начала подозревать, что, пожалуй, кое-чему им — или, по крайней мере, ей самой — стоит поучиться. Мадонна никогда не сказала бы: «Нет, я ни за что не стану надевать этот вызывающий лифчик в виде двух пирамид! Нет, я ни в коем случае не стану позировать обнаженной!» Мадонна всегда и всему говорит «да». Ковбойская шляпа? Разумеется! Секс с Иисусом? А почему бы и нет? Материнство? Отлично, это круто! Когда старая роль надоедает, она просто начинает играть новую. Это особая, восхитительная форма свободы, решила Сара, доступная, разумеется, далеко не всем, а только тем редким счастливицам, у которых хватает мужества претворять ее в жизнь. Но поскольку общего освобождения всех женщин от патриархального гнета в ближайшее время, очевидно, не предвидится, каждая должна позаботиться о себе сама.