— Хорошее собрание, — заявил Ларри, усаживаясь за руль. Он поднял правую руку, предлагая Тодду хлопнуть его по ладони. — Наконец-то мы заставили их шевелиться.
— Да, только немного затянулось, — гнусаво заметил Тодд, потому что изо всех сил старался не дышать носом. — Я уж думал, оно никогда не кончится.
После ухода Сары собрание продолжалось еще битый час, и, к собственному изумлению, Тодд, словно хорошо обученный солдатик, неподвижно простоял весь этот час спиной к сцене и лицом к залу Вместо того чтобы послать Корренти к черту и броситься вслед за Сарой, он без слова протеста вернулся в строй, как будто дурацкая футбольная команда значила для него больше, чем женщина, с которой он целовался и очень хотел поговорить. С каких это пор он превратился в такую овцу? Запах в салоне становился все сильнее, словно тоже издевался над Тоддом и его трусостью.
— Ничего, — жизнерадостно возразил Ларри. — Это хороший первый шаг. Главное теперь — не ослаблять давления.
Тодд опустил стекло, но особого толку от этого не было.
— Ты, конечно, извини меня, Ларри, но, по-моему, у тебя в машине чем-то пахнет.
— Это точно, — согласился Ларри.
— Я проверил подошвы. Это не я.
— Ну и не я, — заверил его Ларри. — Это мешок с собачьим дерьмом у тебя за спиной.
После тренировки по дороге домой Ларри уже привычно свернул на Блуберри-Корт. Неделю назад он люминесцентной оранжевой краской написал на дорожке, ведущей к крыльцу, УБИЙЦА ДЕТЕЙ. Еще неделей раньше встал прямо на газоне и забросал дом десятком яиц, два из которых попали прямо в большое окно. И в первом, и во втором случае Тодд оставался в машине — Ларри и не предлагал ему делать грязную работу — и с молчаливым неодобрением наблюдал за происходящим. Все это напоминало ему студенческие годы и то, как братья Декк творили в присутствии Тодда всякие пакости, не ожидая при этом ни его участия, ни одобрения. Как будто им просто нужна была аудитория, когда они прицепляли собаке на голову цветочный горшок или бросали стрелы для дартса в задницу какому-нибудь пьянчужке.
Тодду совсем не обязательно было приезжать сюда с Ларри. Он вполне мог возвращаться домой пешком или ездить на тренировки на собственной машине. Тем не менее он продолжал садиться в минивэн приятеля, становясь при этом его невольным сообщником. Иногда Тодд пытался убедить себя, что делает это ради того, чтобы в случае чего удержать своего товарища по команде от какой-нибудь действительно серьезной глупости, иногда упрекал себя в трусости, а иногда готов был признать, что, наблюдая за действиями Ларри, чувствует что-то похожее на восхищение.
— Передай мне мешок, пожалуйста, — попросил его Ларри. — Он у тебя за спиной.
Собачьи экскременты были уложены в большой пластиковый пакет, завязанный сверху узлом. Он оказался таким тяжелым, будто был доверху наполнен жидкой глиной.
— Господи, Ларри, да тут целая тонна!
— У меня приятель работает в Обществе гуманного отношения к животным. Пошарь в бардачке. Там должна быть жидкость для костров.
Ларри действовал так уверенно и спокойно, будто не совершал ничего противозаконного. Он поставил мешок на крыльцо, неторопливо облил его горючей жидкостью и аккуратно поджег спичкой. Пламя сначала взметнулось к небу, но быстро опало, и на всякий случай Ларри подлил еще немного жидкости, а потом несколько раз нажал на звонок, вернулся к машине и без видимой спешки уселся за руль. Не трогаясь с места, они сидели и ждали, пока распахнется дверь.
На крыльце, освещенном уже затухающим, но все-таки зловещим костром, появился не Макгорви, а пожилая женщина в ночной рубашке с кофейной чашкой в руке. Несколько секунд она молча стояла, глядя на огонь, а потом спокойно повернулась и закрыла за собой дверь, словно собачье дерьмо, горящее у нее на крыльце, — это неприятное, но вполне привычное явление, с которым остается только смириться.
Вторая часть
Госпожа Бовари
Секс-дневник
Чувство вины уже давно перестало терзать Ричарда. Даже нервное возбуждение, состоящее из равных долей мучительной нерешительности и радостного предвкушения, уже почти оставило его. Сейчас, после того как шаг, еще недавно казавшийся таким немыслимым, был сделан, он с каким-то холодным спокойствием наблюдал за собой со стороны, словно прикидывая, возможно ли еще остановиться до того, как он совершит нечто, о чем может сильно пожалеть впоследствии.