О господи, ну вот начинается. Внутри сработал защитный рефлекс, выработанный, наверное, еще в школьные годы, и Сара сумела выслушать это признание со спокойным и заинтересованным выражением и при этом еще успела подготовиться к худшему. Сейчас он скатится с меня, повернется спиной и закроет лицо руками…
— Я чувствую себя очень виноватым, — повторил Тодд, но потом пожал плечами, словно решив не обращать внимания на это неприятное, но малозначительное обстоятельство. — Что уж тут поделаешь?
Сара с трудом сдержала радостную улыбку.
— Не теряй темпа, — посоветовала она, слегка хлопнув его по бедру. — Они могут проснуться.
Восхитительные винтовые движения тут же возобновились, и Сара засмеялась.
— Ты кто? — спросила она весело. — Человек-штопор?
Тодд не успел ответить, потому что в то же мгновение дом потряс оглушительный удар грома, словно небеса разверзлись прямо над ними. Любовники замерли и одновременно поглядели на лестницу, ведущую наверх, ожидая услышать испуганный детский плач.
— Не останавливайся, — попросила Сара через несколько секунд. — Все в порядке.
Тодд послушно продолжил начатое движение, но вскоре опять замер:
— Как ты меня назвала? Человек-штопор?
— Это был комплимент, — заверила его Сара.
На прошлой неделе она пришла к городскому бассейну, ясно сознавая, что идет туда для того, чтобы предложить себя Тодду. Выбранный для этого метод не отличался ни изощренностью, ни тонкостью.
Сара заметила их издалека, еще не успев предъявить билет контролеру, — Тодд с Эроном захватили симпатичный тенистый участок ближе к мелкому краю бассейна, не чересчур далеко, но и не слишком близко от туалетных кабинок, — и сразу же повела Люси туда, так словно они тоже имели неоспоримое право на этот кусок земли. Она расстелила на траве полотенце всего в нескольких дюймах от Тодда, села и, не обращая на него внимания, стала рыться в своей соломенной сумке в поисках защитного крема. Только найдя его, Сара соизволила заметить соседей, в чье жизненное пространство они так бесцеремонно вторглись, — голого по пояс отца, читающего мужской журнал, мальчика в зеленых трусиках и шутовском колпаке и Большого Мишку, который, сидя в коляске, наблюдал за всеми с выражением ужаса, словно предвидел грядущие несчастья, но понимал, что не в силах их предотвратить.
— О, посмотри, милая, это тот славный мальчик с детской площадки.
— Плохой мальчик, — сумрачно откликнулась Люси.
Эрон не клюнул на эту наживку. Он был поглощен организацией лобового столкновения между мусорной машиной и нефтяным танкером, сопровождающегося сложными звуковыми эффектами.
— Разве тебе не нравится его шапочка?
— Глупая шапка.
Этого Эрон не стерпел и сердито уставился на Люси.
— Сама глупая, — парировал он.
— Эрон, — окликнул его Тодд, — это невежливо.
— Глупая, глупая, глупая, — упрямо повторил мальчик себе под нос.
Сара улыбнулась Тодду и пожала плечами, словно извиняясь:
— Ничего, что мы здесь устроились? У Люси очень чувствительная кожа, ей нельзя сидеть на солнце.
— Конечно ничего, — успокоил ее Тодд и отмахнулся журналом от назойливой мухи, пикировавшей ему на голову. — Я очень рад тебя видеть.
Сара выдавила на ладонь густой белый крем (уровень защиты «45») и очень тщательно намазала им Люси, начиная с края ушей и кончая большими пальчиками на ногах. Потом она вручила девочке альбом-раскраску и коробку цветных карандашей и начала мазаться кремом сама, жалея, что это выглядит далеко не так сексуально, как если бы она втирала в кожу какое-нибудь ароматное масло или лосьон для загара, пахнущий кокосом, без которого никто не приходил на пляж в годы ее отрочества, когда докрасна сгоревшая в первый день кожа считалась непременным условием хорошего загара. Повернувшись к Тодду, она спокойно, как брата, попросила:
— Ты не мог бы намазать мне спину?
— Да, конечно.
Она повернулась к нему спиной, через плечо протянула пластиковую бутылочку и, наклонившись, подняла волосы над шеей томным жестом модели, позирующей для обложки журнала. Шея у Сары была красивой, и она, разумеется, об этом знала.
Тодд делал все правильно: он втирал крем в ее спину и плечи вежливо и деловито, не задерживаясь дольше необходимого у краешка плавок и не позволяя себе никаких других вольностей.
И тем не менее…
Они все-таки совершали что-то недозволенное.
И она была будто голой.
— Бог мой, — прошептала Сара.