Олимпиада
День, когда Альберто Торан вдруг снял свои шиповки, прошел почетный круг до забега и ушел прямо в раздевалку, чтобы уже никогда больше не выходить на тартановое покрытие, был таким же обычным, как и другие.
До этого он пролетел свою серию четырехсотметровки с препятствиями, с открытой улыбкой выиграл полуфинал, позволив себе к тому же на бегу обернуться, чтобы увидеть, кто пришел вторым. Затем внимательно посмотрел второй полуфинал и вернулся в гостиницу, где его ждали невеста и его агент.
Он побывал у массажиста, подписал несколько чеков и несколько писем, принял двух японских производителей спортивных товаров и вернулся на стадион для фотосеанса и своей традиционной часовой разминки, во время которой он разогревался и концентрировался. Он прошел через темный проход, вышел на свет стадиона, принял причитавшиеся ему овации и подошел к стартовой зоне, где уже стояли его соперники: незнакомый ему юнец, который в последнюю минуту решил переодеть носки, и как раз надевал другие, с флуоресцентными полосками, а также шесть бегунов, которых он знал наизусть и которые возлагали всю свою надежду на второе место после него. Альберто поверг в отчаяние не одно поколение спортсменов: привычка к поражению изводит. Едва взглянув, он тут же оценил уровень противников; он пригвоздил их взглядом, отводящим им место вечно вторых, после чего удостоил их парой тех шутливых фраз, которые передавались в газетах и телевизионных передачах и поддерживали его популярность.
Он кинул свой спортивный костюм в пластмассовую корзину, подошел к дежурному по старту и в трех метрах от стартовых колодок попрыгал, чтобы расслабить мышцы.
И сразу же после этого он вдруг быстро снял шиповки и с улыбкой на устах пошел по стадиону, совершая почетный круг. Приветствуя зрителей, он махал им рукой и смеялся, как будто только что сыграл со всеми свою последнюю и самую удачную шутку. В первый момент организаторы запаниковали, дежурный по старту не знал, что делать со своим пистолетом, но потом было решено спортсмена не останавливать. Через несколько минут Альберто покинул беговую дорожку под восторженно-удивленные возгласы зрителей.
Затем разразилась гроза, и все соревнование прошло под проливным дождем. Вторая дорожка так и осталась незанятой, а забег — который правильнее было бы бежать под зонтом — кое-как и с катастрофическим результатом выиграл юнец во флуоресцентных носках. Его победа не стала событием дня. Повсюду говорили только об Альберто. Деньги? Женщины? Проблемы со здоровьем?
За четырнадцать лет, в течение которых он выигрывал все забеги на 400 метров с препятствиями, он ворочал миллионами долларов и делал тысячи подарков сотням невест. У него никогда не возникало никаких финансовых затруднений и проблем. В тридцать четыре года он был в прекрасной форме и прерывал свою карьеру всего за четыре месяца до Олимпийских игр. Ни один журналист в мире, ни один тренер, ни один болельщик не поставили бы и гроша на его гипотетическое поражение. Он просто не мог не выиграть свой четвертый олимпийский титул. И он остановился.
На пресс-конференцию, организованную после забега, он символически пришел в костюме и галстуке. Официально заявил, что уходит из спорта, что это решение непоколебимо и что никто и ничто в мире не заставит его снова прыгнуть через барьер. На все вопросы о причине этого решения он шутя ответил, что теперь его куда больше прельщает игра в гольф, и задрал штанины брюк, словно доказывая, что его икры по-прежнему в отличном состоянии и что его отказ от бега не связан с медицинскими противопоказаниями. Журналисту, который спросил, не слишком ли дорогой ценой ему обойдется отказ накануне Олимпийских игр, он спокойно ответил, что это будет ему стоить приблизительно два миллиона долларов. Больше ничего из него вытянуть не удалось. Он поцеловал в губы молодую репортершу, хлопнул по животу самого толстого хроникера, скорчил гримасу перед объективом камеры и ушел.
Он попал на первую полосу всех спортивных газет мира, ему приписывали то заболевание раком, то пылких блондинок. Он ничего не опровергал, ни в чем не признавался, и никто из близких так и не сумел раскрыть его секрет. Ну, а как он мог объяснить, что, увидев юнца, натягивающего свои флуоресцентные носки, он тут же понял, что тот его когда-нибудь победит? Наверняка, это случилось бы не в этот день; наверное — и не в этот сезон, на предстоящих Олимпийских играх; возможно — даже не в этот год, но это все равно должно было когда-нибудь произойти. А Альберто был рожден не для того, чтобы его побеждали. Он был не бегуном на 400 метров с препятствиями, он был победителем в беге на 400 метров с препятствиями и не мог примириться с мыслью, что в его чемпионской жизни ему, первому, придется хотя бы на минуту испытать страх, который испытывают вторые.