Он смотрел на Аделину, расстегнул рубашку и вытащил ее из штанов. Он ждал.
Она успокоилась и решила улыбнуться. Он никак не отреагировал; насупился и нахмурил брови.
Внезапно протянул вперед руку и провел по ее груди.
Она даже не пошевелилась.
Он провел рукой вверх, вниз, потом с недовольным видом опустил.
— А волосы? — спросил он.
— Пока еще нет.
— Покажи.
Она послушно встала и сняла трусики.
Он приподнял палкой подол платья и стал внимательно рассматривать. Едва прикасаясь, он провел своими грязными пальцами с обкусанными ногтями по ее животу, по гладкому укромному местечку, по ляжкам, после чего опустил платье.
— Пока еще нет, — объявил он.
Она опустила голову.
— А у тебя?
— Тоже пока еще нет.
— Покажешь?
— Ну, вот еще!
Он встал, связал узлом полы рубашки на животе и, не оглядываясь, пошел к проходу в кустах.
Аделина посмотрела ему вслед, скрутила трусики, сильно сжала их в правом кулаке и сунула в карман.
А Косолапка уже тянул в сторону деревни.
Мачеха
Купаясь, Магали никогда плотно не закрывала дверь ванной. Таким образом она могла видеть кусочек коридора и всю правую часть большой гостиной: половину плюшевого дивана, низкий столик, два низких стула у камина и письменный стол. Благодаря этому сохранялось чувство, что она не одна и по-прежнему участвует в жизни дома.
Она так любила купание в ванной, что это стало частью ее существования: для нее это было особенным моментом дня, наполненным всякого рода удовольствиями. Она любила горячую воду, на поверхности которой от ее движений качался термометр: шум пузырьков, которые она выпускала через нос; двустороннее зеркальце, которое она брала с собой: мокрые волосы, прилипшие ко лбу и затылку: побиваемые каждый раз рекорды по пребыванию под водой. Она любила чувствовать, как воздух при выныривании обжигает горло и как мыльная вода пощипывает открытые глаза.
В ванной Магали себя разглядывала. Она изучала себя серьезно и почти отстраненно: она рассматривала черные волосы, гладкий лоб, прямой нос, темные глаза, большой рот, она поворачивала зеркальце увеличивающей стороной, чтобы отчетливей разглядеть покраснение, и подолгу косилась на прижимаемое к кончику носа отражение в надежде нейтрализовать зарождающийся прыщик.
По шуму шагов она поняла, что кто-то вошел в гостиную. Она опустила зеркало и посмотрела в щелку. Ее мать собиралась сесть за стол и продолжить никогда не заканчивающуюся работу. Подмышкой она сжимала пачку бумаги, и Магали могла заранее и до мельчайших подробностей предсказать все, что она сейчас будет делать. Она положит бумагу на стол, левой рукой отодвинет стул, усядется, стараясь не смять лиловую юбку, скрестит ноги и освободит пятку правой ноги от туфли, которая будет висеть на одних пальцах, откинет рукой прядку, упавшую на лоб, поправит очки, прицелится шариковой ручкой и начнет. Магали сидела, не двигаясь, и продолжала смотреть.
Поверхность воды была совершенно гладкой, из воды высовывалась только голова. К коже цеплялись крохотные серебристые пузырьки. Она смотрела перед собой, ничего не видящим взором. Эта мать была ей не матерью.
Ее настоящая мать погибла в авиакатастрофе, в небе над Таиландом, когда она летела на край света, чтобы встретится с отцом Магали. В то время он был исследователем и работал в джунглях. Мать задержалась в Европе, чтобы произвести на свет ее маленького брата, и вылетела на этом самолете навстречу своему счастью. Это была замечательная женщина, раньше она позировала для журнала мод. Она была высокой, стройной, у нее были черные волосы, гладкий лоб, прямой нос, темные глаза, большой рот и пышная грудь. В самолете она ела икру и пила шампанское, командир экипажа подходил к ней, чтобы поздороваться, сосед предлагал ей журналы, угощал ее прохладительными напитками, звал для нее стюардесс; она с улыбкой принимала знаки внимания, но, конечно же, думала о своем муже, который сражался с дикими зверями и должен был встречать ее вечером на уходящей в бесконечность взлетной полосе аэродрома. Сжимать ее в своих объятьях, поднимать ее в воздух, как пушинку, и кружить ее, хмелеющую от ароматов нежного бриза, на фоне закатывающегося солнца.
Светило солнце, небо было ясное и холодное. По непонятным причинам огромный «Боинг» серебристого цвета взорвался, осветив воздушное пространство, как гигантская звезда из железа и плоти, и рассыпался на тысячи осколков. Розовая шляпка с мягкими краями, которую носила ее настоящая мать, чудом сохранилась. Увлекаемая ветрами, она пролетела над сверкающими девственно чистым снегом вершинами, морями и бурными реками и мягко приземлилась в зеленую тень леса, прямо к ногам ее отца. В сотую долю секунды он понял, что произошло непоправимое. Его жизнь была разбита, он отказался от приключений, сменил род деятельности, стал профессором, сильно похудел и женился на этой другой женщине, которой совершенно не идут шляпы.