Ее рот открывался и закрывался, произнося слова. И только — сама горничная при этом оставалась неподвижной. Тело вытянуто в струну, ноги вместе, руки сложены на переднике. Лицо бесстрастное, будто парализованное, лишь глаза по-прежнему сочились грустью и тоской.
Женщина резко развернулась и вышла из комнаты.
— Приведите себя в порядок и будьте готовы, пан учитель, — бросила она, скрывшись из вида; ее башмаки стучали, удаляясь по коридору.
Видимо, здесь такое в порядке вещей.
Вернулась она быстро, как и обещала.
— Идемте, — отчеканила, как строгая учительница, — вас представят пану генералу с супругой.
Значит, генерал здесь. Это несколько воодушевило Песецкого, но и добавило сомнений. Кому все-таки принадлежит поместье? Не вызывают ли его сейчас только для того, чтобы сообщить, что в его услугах больше не нуждаются? Но зачем тогда показывать комнату? Подразнить? Ладно, решил учитель, будь что будет.
Магда вела его коридорами, утопающими в пасмурной полутьме. На стенах висели картины, мирные пейзажи или монументальные портреты. По-видимому, предки семейства Пекосей — сплошь рыцари, вельможи и магнаты.
Магда шагала, ровно держа спину, четко чеканя шаг. Ну точно механическая игрушка, не хватает только ключа в спине. Интересно, надолго ли хватит завода?
Наконец они пришли, очевидно, в ту самую «приемную» — просторное помещение с камином и массивным дубовым столом, за которым сидел сам генерал Томаш Пекось, Песецкий сразу узнал его. Генерал был одет в парадный мундир, искрящийся от наград, ленточек и шнурков, в большинстве которых учитель не разбирался. Знал лишь, что Пекось имел российские медали и ордена (начинал службу еще при старом императоре Александре), французские и британские (в Великую Войну сражался в экспедиционном корпусе, а позже – в польских легионах на Западном фронте), конечно же, знаки отличия независимой Польши. Все это тяжелое великолепие сейчас сверкало и переливалось. Суровое лицо военного, обрамленное элегантной седой эспаньолкой и изрезанное глубокими морщинами, было бесстрастным. Живыми казались только пронзительные голубые глаза, под взглядом которых учителю почему-то снова стало не по себе, он даже неловко затоптался на месте, оставленный Магдой в центре комнаты. Сама горничная быстро поклонилась и встала у стены, снова слившись с окружением.
По правую руку от генерала сидела его супруга, баронесса Дворжак, ныне обладательница двойной фамилии, наследница старинного чешского рода. Дела у богемских аристократов, судя по всему, тоже шли неважно, раз состояние баронессы не могло исправить финансового положения ее мужа. Сама пани Пекось-Дворжак выглядела заметно моложе супруга: сказывалась большая разница в возрасте и то, что лицо баронессы пряталось под ярким слоем грима. Она не пожалела теней, туши, пудры и румян, настолько, что ее макияж был чрезмерно вызывающ и даже вульгарен. Больше всего вид пани напомнил Песецкому проституток из подворотен Старого Города в Вильне. И словно в противовес этому одета баронесса была в старомодное и более чем скромное белое платье с закрытым воротом.
По другую сторону от генерала восседал уже знакомый учителю Чеслав Батлейщик. Он хоть и был, со слов старого извозчика, новым хозяином поместья, но его роль в этом доме и в этой семье все еще оставалась для Песецкого туманной. Над широкой столешницей, заставленной книгами, бумагами и письменными принадлежностями, была видна только большая лысая голова коротышки. Все трое сидели на стульях неподвижно и прямо, сложив руки на коленях. Рук Батлейщика Песецкий не видел, но почему-то был уверен, что тот полностью копирует позу соседей. И все трое в упор смотрели на учителя. Тот замялся, не зная, куда себя деть. Словно вновь стал студентом и очутился перед приемной комиссией на выпускном экзамене в Виленском университете.
— Ну-с, — подал наконец голос генерал — привычка добавлять окончание к словам осталась у него, видимо, со времен русской службы, — значит, вы и есть тот самый учитель, который писал нам еще летом. Пан Песульский, если не ошибаюсь?
— Так точно, — отчеканил учитель, загипнотизированный взглядом генерала, и тут же спохватился: — То есть… э-э-э, Песецкий. Ян Песецкий.
— Прошу меня простить, пан Песецкий. — Пекось чуть склонил голову, но в остальном остался так же неподвижен. — Добро пожаловать.
Учитель на мгновение замешкался, хотел подойти к генералу с протянутой рукой, но остановился, решив сохранить торжественную нерушимость обстановки и ограничившись коротким:
— Благодарю, пан генерал.
Голос подала супруга Пекося, до этого казавшаяся Песецкому безмолвной куклой с раскрашенным лицом. Говорила баронесса мягко и медленно, с приятным акцентом, распознать который учитель не смог.