— Девочки, — прервал учениц Песецкий, — с вами все в порядке?
— Да, пан учитель, — ответили они хором и чересчур поспешно.
После обеда юные панны не появились учебной комнате.
— Пани Анна просит вас к себе, пан учитель.
Песецкий подпрыгнул на месте от неожиданности. Резко развернулся и увидел в дверях Магду. Горничная вошла тихо и теперь молча стояла, пристально глядя на учителя, сложив руки на своем неизменном кружевном переднике. Не показывая испуга, Песецкий пошел за женщиной в приемную, где он встретил хозяев в первый день.
Баронесса Анна Пекось-Дворжак сидела в центре стола. По обе стороны от нее находились мужчины, генерал и Батлейщик. Еще одной отмеченной Песецким странностью, было то, что местные обитатели никогда не меняли одежды. Пекось всегда появлялся в увешанном орденами мундире, а его супруга в белом строгом платье и с толстым слоем косметики на лице. Батлейщик был в неизменном сером костюме.
— Сегодня уроков больше не будет, — подала голос баронесса, — девочки пожаловались мне, что плохо себя чувствуют. Им нужно отдохнуть.
— Могу я поинтересоваться их здоровьем? — Песецкий сделал шаг вперед, все еще встревоженный сценой, увиденной на уроке.
— Очень любезно с вашей стороны, пан учитель. — Хозяйка говорила тихо, бесстрастно. — Так трогательно, что вы заботитесь о девочках. У вас большое сердце…
Песецкий был почти уверен, что ему заговаривают зубы.
— И все же? — прервал он баронессу гораздо резче, чем следовало бы, рискуя работой и положением.
Мужчины не шелохнулись и не подали голос. Хозяйка замолчала и уставилась на учителя в упор. Лицо ее дрогнуло, будто у женщины был нервный тик. Губы изогнулись в гримасе, в глазах вспыхнули огоньки. Хоть какое-то проявление эмоций, но Песецкому мигом стало не по себе. Было видно, что баронесса стиснула челюсти, будто силясь сказать что-то и в тоже время останавливая себя. Лицо ее вновь сморщилось, исказившись гримасой то ли боли, то ли отвращения. По бледной щеке скатилась одна-единственная слезинка.
— Уверяю вас, пан учитель, — наконец выдавила баронесса, голос ее оставался спокойным и безэмоциональным, — с панночками все в порядке. Просто легкое недомогание, видимо, съели что-то не то. Завтра уроки начнутся, как всегда, а пока можете отдыхать. Прогуляйтесь по парку или почитайте у себя, вы это заслужили.
Она махнула рукой, давая понять, что разговор окончен. Песецкий вышел из комнаты. Он не видел, что по лицу генерала текут густые слезы, оставляя мокрые дорожки на впалых щеках, теряясь в бороде. Не видел, как баронесса безвольно развалилась в кресле, опустив руки до пола и уронив подбородок на грудь, как сломанная, забытая кукла. Батлейщик повернул голову, посмотрев на супругов. На круглом детском лице застыла гримаса гнева и презрения.
*
Ночью Песецкий видел себя висельником. Он безвольно свисал с потолка в огромной темной комнате, от его конечностей уходили вверх и терялись в темноте прочные прозрачные нити. Одна нить пронзала череп и впивалась в самый мозг, лишая воли. Вокруг висели такие же марионетки, вертелись и покачивались, соприкасались конечностями друг с другом, из-за чего в тишине раздавался глухой костяной стук. У кукол не было лиц, только нарисованные личины. Учитель с ужасом вглядывался в них, боясь, что его лицо сейчас выглядит точно так же.
Внезапно его схватили поперек тела чьи-то руки. Сильные, холодные, костлявые, с длинными твердыми пальцами. Грубо сорвали с нитей и швырнули навзничь на твердую поверхность. Песецкий по-прежнему не мог пошевелиться, повернуть голову, закричать. Он мог только смотреть перед собой и отчаянно моргать. Из глаз бурным потоком лились слезы, текли по вискам и собирались за ушами. Сильные руки рывком сорвали с него одежду, стальные когти вонзились в мягкое бледное тело и с влажным хрустом развели в стороны края раны. Принялись копошиться внутри, доставать и выкидывать склизкие человеческие внутренности, заменяя их ватой, опилками и тканью. Учитель не чувствовал боли, только смертельный холод и отчаяние.