— Что еще за лаборатория такая? — спросила Лина.
— Лаборатория при институте антропологических исследований, — ответил Артем. — Мой отец с ними несколько раз пересекался по работе. Они ему трупы сбрасывали для вскрытия. Ставят всякие опыты над людьми. Лекарства разные испытывают, химические вещества, биологическое оружие, вирусы прививают. Кроме того, исследования в направлении трансгуманизма проводят, с генной инженерией. Пытаются вывести человека на альтернативные пути эволюционного развития. Например, чтобы человек мог жить в земле. Не просто под землей, в туннелях, а прямо в земле, как червь, в грунтовой толще. Или чтобы в воде жил. Или в открытом космосе — в вакууме, в холоде, без атмосферного давления. Еще вживляют подопытным в мозг органические компьютеры, а те потом с ума сходят от компьютерных глюков. Там много чего делают, поэтому всегда требуется человеческий материал — и взрослые, и дети всех возрастов. Здоровые, больные, всякие. Поэтому смотрите, девчонки, — Артем выразительно глянул на Лину с Ксюшей, — если вдруг залетите, не спешите делать аборт. Лучше выносить, родить и сразу сдать ребенка в лабораторию, к антропологам. Если что, обращайтесь, я телефончик дам. Так вот, про нашу беременную бомжиху говорили, что она как раз в эту лабораторию детей сдает. Но брехня это все, никуда она никого не сдавала. Никого!.. Никуда!..
Последние два слова Артем выкрикнул в каком-то исступлении, словно харкал молитвой в лицо равнодушному божеству.
Кабан напрягся, он почувствовал, что на Артема нисходит вдохновение. Задышал сильнее, пальцы его правой руки заскользили по телу — по груди, по животу, по бедру; Кабан словно убеждался, что его органы до сих пор на месте.
— На самом деле бомжиха ни разу не рожала, — продолжал Артем. — В молодости она лечилась в психушке, это было начало девяностых, и там была целая секта из психов. Они практиковали медитации, магию, сатанизм, некрофилию и некрофагию. Заодно и тантрический секс. Это была зашибенная смесь. В больнице в ту пору наступил страшный бардак. Психи уходили ночью на кладбище, выкапывали трупы, устраивали над ними ритуалы с оргиями, насиловали мертвых и пожирали их, совокуплялись на трупах друг с другом и с животными, которых потом приносили в жертву. Во время ритуала наша бомжиха и забеременела. Тогда она еще не была бомжихой. Ее звали Червивая Зойка. В психушку ее определили после того, как ей начало казаться, что в ней живут могильные черви. Зойке очень нравились ритуалы с трупами, она надеялась, что, контактируя с мертвецами, сможет избавиться от червей, которые почувствуют рядом настоящий труп, покинут Зойку и уйдут в мертвечину. Трупу вспарывали живот, Зойка становилась на колени, засовывала голову в распоротое брюхо и так застывала, ожидая, что черви — через рот, ноздри, уши — переползут из нее в мертвеца. И пока она стояла с головой внутри трупа, словно страус, зарывший голову в песок, сзади ее насиловали психи. Ну, как насиловали! Все было добровольно. Зойка не сопротивлялась, только рада была. Она думала, что если забеременеет, то ребенок, в ней зачавшийся, распугает всех червей до последнего, заставит их уйти из нее. Все-таки ребенок — это жизнь, а черви — это смерть. Он будет как свет, а черви — как тени, бегущие прочь от света. У нее был особый философский настрой, с налетом аллегории и поэтики. Вот так она и забеременела. Из психушки ее выписали, когда обнаружился живот. Обычно там делали аборты забеременевшим пациенткам, но Зойкину беременность проглядели до того срока, когда абортировать стало поздно. Поэтому от нее быстренько избавились, сумасшедшая с ребенком никому не нужна. К родным Зойка не вернулась, она их ненавидела и боялась, поэтому стала бомжевать. Время шло, а ребенок все не рождался. Но Зойка и не хотела, чтобы он родился. Ведь черви ушли из нее во время беременности — так ей казалось, и она боялась, что после родов черви вернутся. Ребенок, зачавшийся во время бесовского ритуала, был не просто ребенок. Он странное был существо. Зойка про него чего только ни думала. Иногда ей казалось, что это Антихрист или сам Люцифер во плоти, иногда — что это Христос, пришедший устроить свое тысячелетнее царство на Земле, что это новый пророк, вроде Моисея или Магомета, или даже Будда-Майтрея, или человек нового типа, который станет родоначальником нового человечества. А иногда ей казалось, что в ней вовсе и не человек, но огромный паук. Три года она проходила беременной, и ребенок начал разговаривать с ней. Он посылал ей сигналы прямо в мозг, она слышала его голос у себя в голове. Ребенок не хотел рождаться, ему было комфортно в материнской утробе. Он ведь карлик и не будет больше расти. Он приспособился пить материнскую кровь и высасывать пищу из материнского желудка, ему немного-то и нужно. Его интеллект развивался очень быстро, с ним вместе — чрезвычайные гипнотические способности, свою мать он гипнотизировал изнутри. Мог избавить ее от физической боли, от потребности сна и даже дыхания. Вообще он был способен управлять ее телом, читать ее мысли и память, видеть там даже то, что и сама она не в силах вспомнить. А еще мог лечить ее болезни. Вскоре он уже научился набрасывать через нее гипнотическую сеть на других людей и повелевать ими. Он действительно был человеком нового типа, своего рода мессией. Он чувствовал, что предназначен к чему-то великому, но пока не понимал — к чему. Поэтому ставил эксперименты и все искал ускользающую истину. Эксперименты были гастрономическими, сексуальными, магическими и йогическими. Он хотел попробовать все виды пищи — от насекомых до человечины. Все виды крови — рыбью, жабью, собачью, кошачью, птичью, человеческую детскую, человеческую взрослую, женскую менструальную. Все виды сексуальных отношений, вплоть до самых извращенных. Всевозможные медитативные состояния. Разные магические ритуалы. Годами сидел он в материнском чреве, управлял матерью и непрестанно экспериментировал, заставляя мать вытворять всякие мерзости, вплоть до вампиризма и людоедства, но результаты экспериментов не приносили удовлетворения, ведь искал он что-то чрезвычайно необычайное — и не находил. У него развился психоз, и во время одного особенно тяжкого припадка он убил свою мать, остановив ее сердце. Обозленный на нее, себя и весь мир, он решил сгнить в материнском трупе, и когда тело матери лежало на пустыре, он, по всегдашней своей экспериментаторской привычке, внимательно наблюдал за процессами распада в этой умершей плоти. Тогда-то он и нашел свое предназначение.