Настройщик вынул из груды вещей небольшой кожаный мешочек. Из мешочка достал блестящий предмет, похожий на двузубую вилку, только оба зуба были длинные и тупые. Короткая ножка предмета оканчивалась круглым шариком. Настройщик ударил вилкой по крышке рояля и поставил шарик ножки на её край.
Раздался тонкий ровный звук.
— Что это? — спросил Юра.
— Это камертон.
— Ка-мер-тон?
— Да! Моя палочка-выручалочка, — улыбаясь, сказал настройщик. — По её указанию я настраиваю рояль.
Он достал из чемодана железный рычаг с деревянной ручкой, зацепил загнутым концом колышек, к которому была прикреплена струна, и стал поворачивать ручку.
Колышек крутился, настройщик ударял пальцем по клавише и проверял камертоном, так ли звучит нота.
Рояль гудел на все голоса, и среди этих беспокойных звуков всё время слышался ясный и чистый голос камертона.
Юра жадными глазами смотрел на камертон.
— Можно мне попробовать? — попросил он.
— Можно.
— А вы?
— Я дам тебе запасной. На!
Радуясь тому, что держит камертон в руках, Юра ударял им по стулу, ставил на ножку, и камертон звенел высоким певучим звуком.
Юра закрывал глаза, вслушивался и улыбался.
Настройщик пробежал пальцами по клавиатуре. Звук рояля стал совсем другой: ни хрипа, ни стона — каждая нота звучала чисто.
— Всё! — сказал настройщик, закончив звонким аккордом. — Рояль настроен. За это ты сыграй мне, пока я собираю инструменты. Ты в школу ходишь?
— Я пойду в школу на ту зиму. Ко мне приходит учительница Марья Петровна. Она у мамы на заводе в самодеятельности работает. Я сейчас учу «Русскую песню» Чайковского.
— Сыграй!
Юра сел за рояль и стал играть.
— Здорово! — сказал настройщик. — Молодец! Если рояль расстроится, позвони, я приду и настрою. Для такого музыканта постараюсь. Телефон мой папа знает, а живу я на Новом проспекте, в доме номер сто пять, квартира шестьдесят четыре.
Настройщик ушёл. Юра стал медленно перебирать пальцами клавиши: слушал, как звучит гамма. Звуки были точные, ясные. И всё это сделал камертон! Маленький звонкоголосый камертон.
Затрещал телефон. Юра снял трубку и услышал голос настройщика:
— Я сейчас у вас настраивал рояль и, кажется, оставил камертон.
— Нет, не оставляли, — ответил Юра.
После обеда мама с папой ушли в кино. Юра забрался в свой уголок под роялем. Там было собрано всё его добро: машины, кубики, там стоял и домик из фанеры. В домике жили три фарфоровых поросёнка, и фарфоровый рыжий волк никак не мог к ним подобраться. Вытянув жадную острую морду, он смотрел в окно, будто вынюхивал.
Юра сидел возле домика и думал про камертон. Как и где мог его забыть настройщик? Если бы камертон был Юрин, разве бы он потерял его?
«Я бы положил его в боковой карман куртки, застегнул на пуговицу и всё бы проверял — тут ли он. Можно потерять молоток, клещи, щётку, но разве можно потерять камертон?»
Юра зажмурил глаза и тонким голосом протяжно пропел:
— Д-о-о-о.
Разве так выйдет? У камертона звук ровный и блестящий.
Юра закрыл глаза и, раскачиваясь, повторял: «Ка-мер-тон, ка-мер-тон!»
Ударился головой о балку рояля. Потёр ушибленное место. Задел локтем этажерку с нотами, и вдруг что-то, звякнув, упало на пол. Камертон!! Юра кинулся к нему, накрыл руками, грудью. Он ни о чём не думал в первую минуту, только радовался, что камертон у него. Потом он успокоился, взял камертон. Ударил им о балку рояля и поставил ножку камертона на крышку домика.
И, как будто ликуя, камертон высоким чистым звуком запел: д-ооо. Нет! Он пел не «до»! Он пел: да-аа, я-ааа.
Камертон радовался, что он у Юры и что Юра его так любит.
Долго под роялем пел камертон.
В прихожей громко, настойчиво зазвонили. Мальчик схватил тряпочку, которой покрывал поклажу на своём грузовике. Завернул в неё камертон. Отворил дверцу поросячьего домика. Сунул камертон и притворил дверцу. Скорчившись, сел в углу, прислонился к холодной ножке рояля и замер. Ему казалось, что сейчас войдёт настройщик и крикнет:
— Отдай камертон!
С бьющимся сердцем он прислушивался, как в прихожей папа снимал галоши, как что-то тихо ему говорила бабушка. Послышались быстрые шаги. Выглядывая из-под рояля, Юра увидел, как приблизились две большие ноги.
— Где мой музыкант? — услыхал он голос и увидел папино лицо и прядь волос, упавшую на высокий лоб.
Папины глаза смеялись. В руке папа держал мандарин.
— A-а, вот где ты притаился! — улыбаясь, сказал папа. — Иди ко мне!