— Ох, я злюсь. Гнев нарастает, когда люди считают необходимым сказать, что их бабушка была принцессой Чероки, или эту глупую шутку о том, что я, возможно, получил своё имя от первого, кого мои родители увидели, выйдя из вигвама. Я могу разозлиться, когда кто-то называет меня старшиной, когда я вижу, что люди одевают головные уборы с перьями за пределами наших церемоний. Но мой дядя говорит, что мы должны либо быть сострадательными и воспитанными, либо оставить их наедине с их глупостью. Между прочим, в мире слишком много глупостей, и не стоит позволять им добраться до тебя. А если я подпустил, то всё, что я чувствую — это злость, и я не хочу становиться такой, как моя мама.
— Поэтому ты колотил наше дерево?
Он посмотрел вниз, не желая, либо не в состоянии ответить на этот вопрос.
— Меня задевает очень многое, — проворчала я, откидываясь назад. Я взглянула на клонов Пресли, одетых в укороченные джинсовые шорты и чуть различающиеся принтом цветочные блузки одинакового фасона.
Папа следил, чтобы у меня была хорошая одежда и подходящий рюкзак, а мамочка год за годом наблюдала, как большинство моих друзей испаряются один за другим. Она гадала, что мы сделали и так, а постепенно и я начала задаваться этим вопросом.
По правде говоря, я ненавидела Пресли за то, что она ненавидела меня. У меня не было смелости сказать маме, что я никогда не впишусь в какую-нибудь компанию. Я была недостаточно подлой для этого маленького городка и этих полоумных девочек. Осознание, что я этого и не хочу, заняло у меня довольно много времени, но в пятнадцать я иногда задумывалась, лучше ли это, чем одиночество. Папа не мог быть моим лучшим другом вечно.
Я укусила мороженое с щербетом.
— Хватит, — сказал Эллиот.
— Хватит что? — спросила я. Холодное апельсиновое божество таяло на моём языке.
— Смотреть на них так, будто ты бы хотела сидеть там. Ты лучше всего этого.
Я довольно ухмыльнулась:
— Думаешь, я это не знаю?
Он проглотил всё, что собирался сказать следующим.
— Ну так, какая у тебя история? — спросила я.
— Мои родители ходят на совместные приемы к психологу уже шесть недель. Что-то вроде глубокого консультирования. Думаю, это их последний шанс.
— Что будет, если ничего не получится, и они этот шанс потеряют?
Он уставился на свою салфетку.
— Я не уверен. Мама говорила о переезде нас двоих сюда в крайнем случае. Однако это было год или два назад.
— Из-за чего они ссорятся?
Он вздохнул:
— Мой отец выпивает. Не выносит мусор. Мама его попрекает. Мама проводит слишком много времени в фейсбуке. Папа говорит, что пьет, потому что она его игнорирует; мама говорит, что она постоянно в фейсбуке, потому что он никогда с ней не разговаривает. В общем, наитупейшее, что ты могла бы себе представить, и это обостряется, как если бы они ходили вокруг весь день, ожидая, пока один другого выведет из себя. Теперь, когда он — снова — потерял свою работу, всё стало хуже. По всей видимости, терапевт сказал, что отец — жертва, а мама наслаждается его кастрированием, что бы это ни значило.
— Они тебе это сказали?
— Они не из тех родителей, что скрывают свои ссоры.
— Взрыв мозга. Сожалею.
— Ну, не знаю, — сказал он, смотря на меня из-под своих очков, — Всё не так плохо.
Я заерзала на стуле.
— Нам, наверно, стоит, эм... Нам уже стоит уйти.
Эллиот встал, ожидая, пока я выйду из кабинки. Он последовал за мной, и я не была уверена, заметил ли он, что Пресли и её клоны прикрыли руками хихикающие лица.
Когда он остановился рядом с мусорным ведром около их кабинки, я поняла, что он заметил.
— Ну и чего вы смеетесь? — спросил он.
Я потянула его за футболку, моля взглядом, чтобы он продолжил идти.
Пресли повернула плечами и подняла грудь, взволнованная тем, что ее раскусили.
— Просто с того, как мило Кит-Кат смотрится с ее новым бойфрендом. Это важно, что ты не хочешь обидеть ее. В смысле... Я полагаю... — она указала на нас. — Дело в этом.
Эллиот подошёл к их столу, и хихиканье девочек стихло. Он постучал по дереву и вздохнул.
— Знаешь, почему ты никогда не перерастешь нужду заставлять других чувствовать себя дерьмово, только чтобы ты могла почувствовать себя лучше, Пресли?
Она сузила глаза, смотря на него, как змея, готовая наброситься в любой момент.
Эллиот продолжил:
— Потому что это все временно. Чувство удовлетворенности недолго длится, и ты никогда не остановишься, потому что это единственная радость, которую ты испытываешь в своей грустной, жалкой жизни, которая вращается вокруг маникюра и осветлении волос. Твои друзья? Ты им не нравишься. Никому никогда не будешь, потому что ты самой себе не нравишься. Так что каждый раз, когда ты будешь осложнять Кэтрин жизнь, она будет знать. Она будет знать, почему ты это делаешь, как будут знать и твои друзья. Как и ты будешь знать, что ты чересчур стараешься. Каждый раз, как ты будешь бросать оскорбления в сторону Кэтрин, все это не будет ни для кого секретом. — Он посмотрел в глаза каждому из ее клонов, а затем и Пресли. — И пусть у тебя будет такой день, которого ты заслуживаешь.