Я посмотрела на Эллиота, спящего на боку, спиной к матери, обхватив меня за талию одной рукой. Он казался таким безмятежным, совсем не похожим на того, о ком рассказывала его мать.
— Ему было всего пятнадцать. А теперь ему уже восемнадцать, и большую часть этого времени я потратила на ссоры с его отцом или с ним. Потратила впустую. Может, однажды ты поймёшь. Надеюсь, что поймёшь – пусть не скоро, но однажды. Когда-то он смотрел на меня так, как сморит на тебя. Иначе, конечно, но с той же искренней, нерушимой любовью в этих огромных карих глазах. Я знаю, каково быть его самым любимым человеком на свете. И я завидую тебе.
— Вы не представляете, с какой теплотой он отзывается о вас, — сказала я.
— О чём ты? — Кей смотрела на меня.
— Он прислушивается к вам. Цитирует вас иногда. Считает вас мудрой.
— Мудрой, да? — она посмотрела на лестницу. — Не ожидала. — Её лицо померкло. — Кэтрин, если любишь его… и я знаю, что любишь… ты найдёшь способ уговорить его поступить в колледж. Это его шанс.
Я кивнула.
— Он последует за тобой куда угодно, — сказала она со вздохом. — Может, на этот раз ты сделаешь то же самое для него. Либо так, либо отпусти его. Именно так я и поступила, когда поняла, что мои действия вредят ему. И видит бог, — её глаза наполнились слезами, — если ты выберешь этот путь… то я тебе не завидую.
Кей встала с кровати, собрала грязные тарелки и поднялась наверх по лестнице. Её шаги удалились, дверь открылась и закрылась за ней.
Эллиот повернулся, глядя на меня без эмоций или осуждения, внимательно следя за моей реакцией.
— Ты всё это время не спал? — спросила я.
— Маленький фокус, которому я научился у отца. Мать терпеть не может будить нас.
Эллиот сел, перекинув ноги через край кровати и поставив их на пол. Упершись локтями в колени, он уставился на ковёр под своими ногами в носках.
— Ты как? — спросила я, погладив его по спине.
— У меня плохое предчувствие, — признался он тихим сонным голосом.
Я обернула руки вокруг его талии, обняв его со спины, и поцеловала его в плечо.
— До твоего отъезда ещё больше семи месяцев.
— Даже если ты меня бросишь, я никуда не поеду. Мать руководствуется благими намерениями, но она не представляет, на что я способен, на какие жертвы я готов пойти ради тебя.
— Не стоит заявлять этого во всеуслышание. Полгорода и так считает, что ты убил Пресли ради меня.
— Значит, у них хотя бы смутное представление есть, — нахмурился он.
— Не говори так. Это не смешно, — сказала я, поднимаясь на ноги.
— А я и не смеюсь.
Эллиот встал и подошёл к шкафу. Он открыл какой-то ящик, а затем закрыл его и повернулся ко мне. В руке он держал плоскую коробку размером с блокнот, обёрнутую белой бумагой и перевязанную красной и зелёной лентами.
— С Рождеством, — сказал он, шагнув ко мне.
— Оно наступит только завтра, — пожала я одним плечом.
— Знаю. Открой.
Потянув за ленту, я открыла крышку, обнаружив внутри чёрно-белую фотографию, на которой были изображены мы с отцом всего за день-другой до того, как он умер. Мы стояли на крыльце, улыбаясь друг другу. Это был момент безмятежности – один из тех, что я позабыла. Рамка была оформлена в технике декупаж с использованием других снимков моего отца. На некоторых снимках он был один, на других – вместе со мной. Я прикрыла рот руками, глаза моментально наполнились слезами, побежавшими по щекам.
ГЛАВА 35
Кэтрин
Эллиот остановил «крайслер» на подъездной дорожке перед домом миссис Мэйсон, двигатель тихо урчал. Её машина виднелась сквозь небольшие квадратные окошки на двери гаража, и хоть в доме было темно, мысль о том, что она ждёт меня внутри, вселяла спокойствие.
Эллиот переплёл свои пальцы с моими и поднёс мою руку к губам.
— Спасибо тебе за этот день. И за это, — сказала я, постучав по коробочке с фоторамкой внутри.
— Тебе нравится? — спросил он.
— Свой подарок ты получишь завтра, — кивнула я.
— Ладно.
— Там ничего особенного.
— Ты не обязана заморачиваться с подарком для меня. Когда я смогу увидеть тебя?
— Около полудня? О, боже!
— В чём дело?
— Я ничего не купила миссис Мэйсон.