Ты умираешь много лет спустя в ресторане на Бали, где у тебя внезапно проявилась аллергическая реакция на какой-то из даров моря. Твои попутчики и Грант находятся рядом с тобой. Ты чувствуешь жжение в горле, а потом кто-то будто выключил звук во всей комнате. Они прикатывают кислородные баллоны и срочно отвозят тебя в больницу, но уже слишком поздно. Твое лицо становится фиолетовым, как ночное небо. Когда ты лежишь, умирая, Эрвин держит тебя за руку, а ты не можешь перестать улыбаться. Ты объехала весь мир. Ты была относительно свободна. Ты была относительно счастлива.
261
Ты не признаешься. Вместо этого ты кончаешь с собой, спрыгнув с Бруклинского моста. Ничего особенного. Ты это специально не планировала, и об этом не говорят в новостях (в этот вечер центральное место в них занимает забастовка на заводе по переработке отходов в Квинсе). Тебя хоронят за счет муниципалитета, а на твоей могильной плите написано: «Она старалась, как могла». Альбер Камю выразил это раздражающе просто: «Жизнь — это сумма всех выборов, что мы делаем». На небесах ты встречаешься с Богом, который оказывается крайне раздраженной черной женщиной, страдающей от избыточного веса. Она живет в большом белоснежном дворце на холме с сотней кошек и не особенно любит болтать. Она следит за миром по тысячам плоских телевизионных экранов и много вздыхает, бьет себя по лбу, говорит с людьми в телевизорах, как будто они могут ее слышать.
«Сколько можно! — грозит она кулаком бледной женщине в свадебном платье, маячащей в экране. — Как можно опять в это вляпываться? Нет, ты представляешь? Она снова выходит за него замуж. Проклятье, я не могу в это поверить». Она закуривает сигару и выпускает колечко дыма. Ты задаешь ей вопросы, например какая из религий наиболее верна, а она едва взглядывает на тебя, не отвлекаясь от мыльных опер на своих экранах, и отвечает, что одна религия мало отличается от другой. «Они все как авиалинии, — говорит она. — Все доставляют тебя в одно и то же место. Кроме католицизма». Она вздыхает: «Тогда тебе крышка». Она поворачивается к тебе спиной и выпускает еще одно колечко дыма.
262
Ты хочешь остаться в Париже. Ты говоришь Мари: «Спасибо, нет» — и прощаешься с ней. На работе тебя повышают с гардеробщицы до менеджера «Бюро находок». Когда ты приходишь домой, Пьер ведет тебя в театр, а когда вы приезжаете туда, вместо того чтобы смотреть пьесу, он выводит на сцену тебя и в присутствии всех ваших приглашенных друзей делает тебе предложение. Церемония элегантная, но с элементом бурлеска: на реке, с мимами в роли официантов и клоунами в качестве друзей жениха. Ваш друг катает вас на своей яхте по Сене, и все на набережной приветствуют вас аплодисментами.
Твои родители приезжают на свадьбу и в качестве свадебного подарка дают вам денег для починки «Марионетт жоли». (Вечером в лучах заходящего солнца, когда на набережной только загораются фонари у кафе, она выглядит старой и какой-то ворчливой.) Вам с Пьером удается провести ее вниз по реке Роне до Лиона, Турню, Шалон-сюр-Сона, Макона, Турнона, Арля, Авиньона и Вены. Каждое утро перед вами будто лежит неразвернутый подарок — новый мир, который еще только предстоит открыть.
Пьер устраивается на работу разработчиком компьютерных программ для немецкой фирмы здравоохранения, и вы переезжаете в небольшой коттедж на окраине города. У вас двое детей, Лиссабон и Сона (по названиям ваших любимых мест), которые обожают путешествовать на «Марионетт жоли» и слушать рассказы о прошлом. («Вы жили на яхте? Вам нужно было выкачивать содержимое туалета в ведра? У вас были тараканы размером с балетные туфельки?») Проходят годы, дети переезжают, Пьер получает повышение, старина Ле Гран умирает от сердечного приступа прямо в помещении, где хранится оставленный багаж. Жизнь прекрасна.
Потом однажды, когда тебе пятьдесят восемь и ты почти готова выйти на пенсию, появляется пакет, за которым никто так и не приходит. Простая белая картонная коробка. Тяжелая. Никто не обращает на нее внимания, и никто не вспоминает о ней, когда она взрывается, отчего рушатся стены «Бюро находок», пассажиры вокзала разлетаются в разные стороны, а в истории появляется еще один эпизод террористического акта в Париже. Прямо перед тем, как взорвалась бомба, ты пыталась вспомнить одно стихотворение. Когда твоя голова ударяется о мраморный пилястр у другого конца комнаты, твои синапсы срабатывают все одновременно и ты вспоминаешь стихотворение целиком.