«Ничего страшного со мной не может произойти, – убеждает себя Нестор, всего в нескольких сантиметрах от Хлои, в потусторонней тьме, в адском холоде. – Конечно, я выберусь, надо только сохранять спокойствие и терпеть, пока кто-нибудь не придет на помощь. А придет обязательно, здесь, где-то рядом, – он шарит руками по стенке, – есть сигнальная кнопка, и я просто уверен, что нажал ее, когда стучал. Кто-нибудь обязательно услышит звонок и прибежит – Тельди, Тоус, Триас, Т…»
«Повернуть время вспять, узнать, правда ли «те, кто умер молодым, рано или поздно возвращаются, чтобы получить у судьбы отнятое смертью»… Получить у судьбы – значит реализовать все то, что не успел при жизни…» Сумбурные мысли толчками проникают в мозг Хлои с мутноватой зеркальной поверхности морозильника, вздрагивающей под ударами повара. Когда сознание девушки окончательно затуманивается, ее осеняет: единственно верное решение проблемы начертано четко и безапелляционно на обманном зеркале.
Теперь Хлоя знает, что делать! И она начинает хохотать.
Смех! Нестор только что отчетливо слышал смех по другую сторону дверцы. «Бог мой, там, снаружи, кто-то есть! Значит, то, что со мной случилось, не является несчастным случаем», – в панике решает он. Именно сейчас повар вспоминает, что у четырех нынешних обитателей дома «Лас-Лилас» фамилии начинаются с буквы «т»: на память ему приходят слова: «Нестору нечего бояться, пока не соберутся вместе…»
«…И они собрались, все произошло именно так, как предсказала ведьма, нет никаких сомнений, – понимает повар с предсмертной ясностью. – Тельди, Тельди, Тоус и Триас – четыре «т». Как я, глупец, не сообразил этого раньше?» Леденящая тьма становится липкой, наполняет рот горьким ядовитым вкусом. Нестор готов сдаться: похоже, сопротивляться судьбе бесполезно, но морозный привкус вызывает проблеск разума; «Подожди-ка, брат, что-то здесь не стыкуется. С чего бы всем этим людям ополчиться на тебя? Ведь ты всегда был очень деликатным и не совал нос в чужие дела».
Придавая комичность и без того абсурдной сцене, Нестора вдруг охватывает желание чихнуть. Оно поднимается изнутри, расширяется, достигает носа. Нестор громко чихает, и ему кажется: бумажки, которыми закупорены уши, взрываются у него в голове. «Маленькие подлости, тайны, рвущиеся наружу, – вздрагивая, думает он. – Неужели ты не понимаешь, что происходит, cazzo несчастный? Обо всех этих людях тебе известно что-то постыдное. Супружеская измена, закончившаяся смертью… Человеческие крики в ночи… Позорное пристрастие… Адела Тельди, Эрнесто Тельди, Серафин Тоус. О каждом из них тебе известно самое худшее в благополучной жизни. Разве этого не достаточно, чтобы погибнуть в морозильной камере под самодовольный хохот?»
Пальцы Нестора, между которыми зажата книжка в коленкоровой обложке, уже похожи на металлические крюки. Эти крюки никогда больше не распрямятся, Повар настолько потерял чувствительность, что не замечает, как ноги у него подламываются, и он падает на пол. Зато сознание Нестора возмущенно кипит, со слепой надеждой он продолжает твердить: «Минутку, это невозможно, ничего плохого не случится, пророчество сбылось не полностью; только трое из четырех людей с фамилией на букву «т» могут ненавидеть меня из-за того, что я знаю об их маленьких подлостях. У четвертой «т», Хлои, нет оснований желать мне зла, она не совершала пока никакой подлости, по-моему, зачем ей убивать меня?»
Опять раздается смех, только более сдержанный, Нестору слышится негромкое журчание, «т-т-т-т-т-т-т-т-т…», обещающее, что все закончится хорошо.
«Есть только три «т», три «т», три «т».,. – повторяет Нестор с упрямством ребенка, добивающегося от взрослых того, в чем ему отказывают. – Дорогая ведьма, мадам Лонгстаф, ты же ясно сказала: мой час не настал, наверняка я в этот раз не умру. Потерпи еще чуть-чуть, братишка, совсем немножко, дверь обязательно откроется, черт ее подери!»
Нестор Чаффино слышит спасительный щелчок. «Видишь, говорил же тебе, – радуется повар, – все закончится хорошо. Мадам Лонгстаф, может быть, нечестная ведьма, но и мошенники подчиняются своим правилам. И без того на свете хватает подлостей! На мне нет ни одного живого места, – думает повар, слыша, как дверца открывается. – Санта Мадонна де лос Данадос, Санта Джемма Гальгани и дон Боско, пальцем не могу пошевелить, но голова, кажется, в полном порядке. Ну вот, все позади».
Замок снова щелкает.
«По крайней мере вовремя, – подытоживает Нестор, – а то от холода в голову лезут такие глупости и страхи, какие и во сне не снились».
5
СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ ПАДАЕТ НА САВАН НЕСТОРА ЧАФФИНО
«Какой чудный несчастный случай!» – думает Эрнесто Тельди, сидя в своей комнате. Несколько часов минуло с тех пор, как был обнаружен труп Нестора. Местные полицейские успели опросить присутствующих и снять отпечатки пальцев на дверце «Вестингауза». Как и следовало ожидать, отпечатков на морозильнике оказалось бесчисленное количество. Нестора (от них слегка пахло шоколадом); Карлоса, Карела и Хлои (последней особенно много), Аделы, Серафина и Эрнесто. – Нормальное явление, – заявил инспектор и сделал короткую пометку в блокноте. – Вы все вчера заходили на кухню. Остается узнать, не видел ли кто-либо из присутствующих что-нибудь подозрительное или заслуживающее внимания с точки зрения данного расследования.
Ответа не последовало, поскольку единственное, что могло вызвать подозрения, – изъятый из скрюченных пальцев Нестора обрывок бумаги, на котором можно было прочесть:
…особенно вкусно с кофе капуччи… …кже хорошо полить муссом с клубни… …и меренга, таким образом, не… …в отличие от замороженного шокола… …а лимон…
Но обрывок мирно лежал между страницами поваренной книги, куда его сунул Карел. Чех и забыл об этой улике. Он думает сейчас не о тайнах следствия, а о том, какой умиротворенной и милой выглядит нынче Хлоя. Девушка словно повзрослела, и даже надетая на ней панковская майка с надписью «Pierce my tongue, don't pierce my heart», кажется, принадлежит кому-то другому.
Как только полицейские уехали, кухня опустела. Инспектор и судебный следователь пришли к общему выводу, что смерть повара явилась результатом несчастного случая, роковой неосторожности.
– Больше здесь делать нечего, увозите покойника.
Тельди, выглянув в окно, наблюдает, как на мешке из золотистого пластика, своеобразного савана, используемого в наши дни для транспортировки покойников, отражается солнце, слишком яркое для марта. Носилки на колесиках толкают два типа в зеленых халатах, Вот они приближаются к садовой калитке. В ногах усопшего (а может, прямо на лице?) лежит по распоряжению Эрнесто Тельди букет цветов. Кто-то расценил бы это как трогательный жест со стороны великодушного работодателя и был бы недалек от истины, правда, побудительной причиной милосердия явилось не дружеское чувство или проявление скорби, а стремление выглядеть элегантным. «Противник, который бежит с поля боя или тем более настолько любезен, что умирает до того, как его убьют, заслуживает по меньшей мере цветов», – рассуждает Тельди.
Розы, глицинии, петунии… Непритязательный, но красивый букет. Зрелище волнует эстета-бизнесмена. «Есть в нем нечто возвышенное, патетическое», – думает он и невольно вспоминает свою коллекцию произведений искусства.
Тельди отходит от окна и достает из кармана любовную записку, купленную накануне у месье Питу. Смотрит на нее. «Нет сомнений – почерк принадлежит Оскару Уайльду, эта странная манера писать букву «с», и подпись его, и дата подходящая, и с чего я решил, что письмо фальшивое?» – вопрошает Тельди с неподдельным удивлением. Теперь, когда Нестор мертв и репутации ничего не угрожает, коллекционер и меценат не в состоянии даже припомнить о столь несвойственных ему сомнениях и страхах. Обмануть его? Какая чепуха, кто осмелится! Тельди был и останется до конца дней своих уважаемым коллекционером, непререкаемым авторитетом. Вчерашние переживания так же чужды ему, как тело, которое сейчас покоится под золотистым пластиковым саваном. .