Спасибо! - несчастно пролепетала Франческа и в полной растерянности поплелась дальше, не замечая дороги в глубокой задумчивости.
Остановившись, она достала из сумочки все имеющиеся в ее распоряжении деньги. Франческа тщательно их пересчитала, хотя и без того отлично знала что их доллар двадцать пять центов. Закрыв глаза, она сжала их в руке. А затем, раскрыв ладонь вновь тщательно пересчитала. Но, чуда не случилось! Их было столько же. И ни центом больше.
- Что же, что же делать?! - В отчаянье спросила Франческа саму себя. - Я не могу обманывать своего маленького мальчика! Но кто знает, сколько еще я буду искать работу? И что будет завтра, если.... Но, моему сыну будет три года только однажды! И это нельзя будет повторить! Ну что же мне делать?!
Удушливый ком не выплаканных слез стоял у нее в горле, ей на секунду показалась, что она сейчас задохнется. Глубоко вздохнув, словно рыба, выброшенная на берег, она строго приказала себе успокоиться. Она глубоко вдыхала горячий воздух, мысленно успокаивая себя. И принимая решение.
- Ах, была, не была! - Вконец решилась она, и заспешила в торговую часть города.
Возвращаясь, домой Франческа, напряженно решала приготовить ей омлет с помидорами и салатом, или скоблянку и гоголь-моголь. И пыталась быть очень довольной, что удалось купить продукты дешевле, чем обычно. Потому, что боялась даже думать о том, как ей страшно и жутко от того, что в ее кошельке осталось сорок два цента. И она и понятия не имеет, как и что ей делать дальше. Но, Бог с ним с завтра! Зато сегодня у ее детей будет замечательный праздник.
Она так спешила, и была так занята приготовлением праздничного меню, что чуть не пробежала мимо своей судьбы с закрытыми глазами. Совершенно не подозревая об этом.
Оссе пришлось сильно постараться, что бы остановить ее. Когда мальчишка с газетами посланный Оссой, девушка, спросившая о времени, щенок, убежавший от своей богатой хозяйки бросившийся под ноги Франческе, и поток снующих машин на перекрестке не смог не только не остановить ее, но даже задержаться на секунду и отвлечься от своих мыслей, маленькая Богиня пришла в отчаянье от бессилия. И хотя ей очень не хотелось этого делать, но другого выхода у нее не было. И Оссе пришлось принять радикальные меры.
Дно пакетов с продуктами разорвалось сорванное невидимой рукой, и все их содержимое очутилось на асфальте. В руках Франчески остались две «маячки» пустых, бесполезных пакетов.
В шоке молодая женщина смотрела, уставившись на свои мечты о празднике, и капельки счастья в ее сложной жизни, растекающейся у ее ног отвратительной лужей.
Молоко растекалось, сверкая на солнце осколками стеклянной посуды, и моментально желтело от желтков разбившихся яиц. И бумажный пакет с арахисовым печеньем на десерт таял в луже, бесследно исчезая, как и брикет сливочного масла, безвозвратно испорченный. Помидоры безобразными кляксами дополняли картину. Листики салата и маленькое количество овощей утопали во всем этом. Даже сам Пикассо позавидовал бы этой картине.
Франческа сначала попыталась выловить и спасти хоть что-нибудь из этого. Но с ужасом осознав, что это невозможно, безутешно разрыдалась.
- Ну не стоит так убиваться! - Сказал ей кто-то участливо, но Франческа этого не увидела из-за слез застлавших ей глаза. Кто-то выразил соболезнование, кто-то бережно оттеснил от созерцания крушения своих радужных надежд на все лучшее. Кто-то отвел бедняжку, от греха пагубных мыслей подальше, во избежание прилюдной истерики, и усадил за столик ближайшего кафе, на столе которого тут же появилась успокаивающая вода. Пожелав всего хорошего - «Держаться!, Не отчаиваться!»; очевидцы благоразумно поспешили удалиться. Все разошлись, оставив девушку с ее проблемами наедине.
Плакать было бес толку. Да и сил на слезы не осталось. Словно в трансе Франческа бездумно сидела, и смотрела пустым, бесцельным взглядом в окно, возле которого оказался столик, за которым она нашла приют своим безрезультатным хождениям. Она сидела, не замечая ничего вокруг, и ничего не видя, и не слыша.
Время шло, и Осса теряя терпение в ужасе дрожала от мысли, что Ариель не придёт. А если придет, то один, не найдя того, Кто будет спасением Франчески Дженнифер и ее ребятишек. А, она, Осса, отняла у нее последний лучик надежды. И она такая пустая и бесцельная все сидит и смотрит в окно не видящим взглядом, словно ледяная статуя...
Но в тот момент, когда Осса в смятение уже собиралась что-нибудь непременно сделать, к кафетерию на большой скорости подъехал сверкающий свежей краской шикарный автомобиль. Подъехав, он не остановился, а просто впечатался в ближайший столб. И Осса с сочувствием подумала об Ариэле: « - Какой должно быть упрямый наш сегодняшний «принц». И как невыносимо тяжело заставить его пойти навстречу судьбе!» В довершение ее мыслей из машины выполз уставший, измотанный Ариэль. Он поискал свою Божественную спутницу измученным взглядом, и, наткнувшись на нее взглядом, улыбнулся уставшей, но жутко довольной улыбкой. И Осса поняла, что денёк у её полу божественного спутника выдался тот ещё, из категории наитруднейших, но плодотворных.
Подопечный Ариэля, был на редкость упрям. Вместо того что бы пойти и отдохнуть уже, прежде всего от себя самого, в ласковой прохладе гостеприимного кафе, он никак не желал униматься. И, в который раз решив поспорить с судьбой, и заявить свои права на нее, выскочил на дорогу, словно шелудивый пес, убежавший от строго, но доброго хозяина, в поисках такси: « - Господин, ведете ли, так спешил на деловую встречу!»
- Фу ты, Господи! - в сердцах проворчал Ариэль. - Ни на секунду нельзя оставить этого невозможного торопыгу!
Взяв за шкирку своего подопечного, Ариэль повёл его к кафе, бережно и ревностно оберегая его взгляд от посторонних, отвлекающих предметов окружающей среды. Но и здесь этому непоседе в трёхсотдолларовом костюме захотелось проявить упрямое своеволие. Ему вдруг пришла мысль позвонить с телефона автомата, что он увидел на углу. Тяжко вздохнув, Ариэль перешёл к экстренным мерам внушения, ведь ему больше ничего не оставалось. И он, с искренним огорчением, горячо любящего своё непослушное чудо, отца приступил к наказанию необходимому для его образования личности добропорядочного гражданина. Щедрой рукой Ариэль выбил почву из под ног своего неразумного принца, и спустил его задний частью костюма прямо в липкую, тягучую непонятного происхождения лужу, для пущей убедительности и охлаждения заносчивого всезнайского пыла.
Было просто жалко смотреть и слушать, на то существо с ущемленным чувством собственного подмоченного достоинства, которое, жалуясь и вперемешку глотая ругательства, встало из этой луже терапии. Что то, уныло бурча себе под нос, и несчастно шмыгая последним, наше «чудо» наконец-таки направило свои непокорные стопы к кафетерию.
Сердито пнув дверь, он с обидой посмотрел на окружающий мир, и, найдя свободное место в сторонке, плюхнулся в креслице за столиком у окна, подальше от насмешливых взглядов посетителей кафе. То ли он не заметил, то ли был слишком занят собой и обидой на весь белый свет, то ли она сидела так тихо и безучастно тихо, что он вначале даже не заметил, что не одинок за столиком. Но когда он поднял взгляд и обнаружил свою оплошность, было уже поздно.
Она смотрела на него простым и чистым взглядом то ли все потерянности, то ли надежды. И он не смог, а потом и не захотел оторваться от этого чарующего взгляда. Она, по доброму тепло улыбнулась ему, с сознанием собственной вины, в его подмоченном виде, словно извиняясь. Ещё даже не догадываясь, что он её судьба, он вселял в нее улыбчивую надежду. Почему? Она не знала. Но надеялась, что скоро судьба подскажет ей ответ.
- Простите меня! - ласково улыбнувшись, сказала Франческа Дженнифер.
- Но за что? - изумился Андреас Джонси, молодой преуспевающий бизнесмен, выглядящий ровно настолько преуспевающе и блестяще, как и его бизнес. Хотя именно сейчас, когда он сидел здесь, а время шло, его положение в мире денег и бирж могло пошатнуться. И хотя ему не грозило развалиться, но накрениться, как корабль на отмели, могло точно. Но даже в подмоченном виде, в расстройстве от сознания плачевности таяния дорогостоящего времени, он просто не мог выглядеть менее блестяще. Это, уже было у него в крови. Словно его вторая кожа. Ореол холеной привлекательности богатства.