На самом деле не придется. Потому что Элоиза взяла на себя решение проблемы. Она, вспомнив, что Дедуля рассказывал насчет Альфреда Нобеля, пихнула ногой самую мелкую в их классе девчонку, Жозефу, и шепотом приказала той слинять через заднюю дверь и пойти объяснить сторожу, что две училки взбесились и хотят взорвать лицей. «А я, — добавила Элоиза вслед Жозефе, — попробую их тут задержать».
Жозефа беспрекословно повиновалась приказу. Элоиза, если надо, может стать настоящим лидером. И вот, пока ее подружка бежала к сторожевой будке, она сама принялась — ах, будь что будет! — задавать училкам один вопрос за другим. Оказалось: удачно придумала! Во всяком случае, эти две несчастные идиотки замешкались и пришли в восторг, как сами же сказали, от того, какой лестный для них интерес к проблеме проявила Элоиза. Ну, и в результате сторож успел как раз вовремя.
Ему, месье Бессону, не понадобилось ничего объяснять. Он сразу же схватил физичку поперек туловища, одновременно лягнув по лодыжке мадемуазель Фенн, так что она свалилась, как сноп. «Ну-ка, ребятишки, валите отсюда быстро, — рявкнул он, — я сам займусь этими чокнутыми. Только скажите директрисе, чтобы вызвала пожарных».
Пожарные прибыли немедленно. Их было десять, а потом двадцать или тридцать. Нет, больше — просто тьма их понаехала, потому как они сновали везде.
Пожарные для начала эвакуировали всех, кто был в лицее, в сквер напротив, потом построили баррикады, чтобы мимо не могли проезжать машины. После этого появились парни из инженерных войск, и вот тут-то — перед панелью дистанционного управления — их начальника чуть кондратий не хватил, потому что, как он потом утверждал, взрывчатки там оказалось достаточно для того, чтобы закинуть весь квартал на Луну, а то и подальше!
Потом появился дядька, перед собой он двигал какую-то штуку на колесиках, у нее были такие рычаги, вроде рук, и ими можно было управлять на расстоянии. Штука на колесиках понадобилась, чтобы аккуратненько посыпать песком взрывчатку.
— Нет, нет, нет, — завопила директриса, прижимая руки к сердцу, — нет, больше в моей школе ноги мадам Модан не будет, это уж слишком, это уж слишком!
Вот тут и обнаружилось, что где-то все-таки была собака зарыта. Но поскольку никто этого таинственного вывода не прояснил, стоило послушать дальше. Оказывается, Модан уже не раз попадала в лечебницу святой Анны, а теперь, как всем стало ясно, отправится туда уже навсегда. Тем более что родители учеников потребовали увольнения виновных, угрожая дойти до начальника учебного округа, иными словами, «встряхнуть банку с пауками», как сказала мадемуазель Местриаз, главная специалистка по части метафор.
Действительно, мадам Модан, похоже, так и не выбралась из этой самой лечебницы, во всяком случае, в лицее ее больше никто не видел. Люди говорили, что у святой Анны она живет лучше некуда, то и дело устраивая взрывы в коридорах при помощи бумажных мешков, и все сбегаются посмотреть, что тут случилось. Ну и ладно, решила Элоиза, если врачи и сестры от этого устают, их дело, в конце-то концов, они сами выбрали себе такую работу… И не могут же все удалиться в Телемскую обитель[8] (Рабле входил в школьную программу), чей устав состоял только из одного пункта: «делай что хочешь». Впрочем, и с этой обителью не все было понятно, оставались кое-какие семантические неясности…
Что же касается двух раковых опухолей Элоизы, мысли о которых она постаралась утопить в воспоминаниях о юности, то не к бабуле же Камилле с этим было обращаться, она все равно сказала бы: «Пускай твоя мамочка тобой и займется!» И не к Дедуле. Он сойдет с ума, созовет всех, кто причастен к медицине или был когда-нибудь причастен, станет тыкать пальцем в папу и разоблачать родительскую слепоту, и, в конце концов, все передерутся. Папа и Камилла — известные ворчуны, им только повод дай — потом разговоров будет на неделю, если не больше. Да они и сами где можно и где нельзя повод для ворчания найдут. А когда они ворчат и дуются целую вечность, мама, которая считает подобные выходки ребяческими, отваривает жирную такую белую колбасу, которую папа ненавидит, и объясняет, что это самое что ни на есть подходящее блюдо, колбаса точно так же раздулась, как они. И вся семья начинает хохотать…
«Почему бы прямо с этого и не начать? Нет, в этом доме не найти ни капли благоразумия… Разве что у меня одной», — думает Элоиза. И тяжело вздыхает.
Мама вернулась со своих курсов повышения квалификации, переполненная впечатлениями, и всякий раз, как садились за стол, начинала про это рассказывать. Папа, чтобы не остаться у нее в долгу, все время говорил по-английски. Дедуля, которого раздражала такая обстановка, сбегал пораньше в койку, хотя ему не улыбалась перспектива встретиться там с Камиллой. Она же, в свою очередь, перебивала каждого своим «а вот у меня», докладывая по сто раз на день, что у нее какой-то там вирусный гастрит. Может, конечно, и серьезное заболевание, но оно придавало пикантности семейному концерту! Элоиза, которая давно перестала молиться, пообещала ходить на мессы три воскресенья подряд, если вирус окажется рецидивирующим…