Петр Юшко
Маленькие радости
Была середина марта, и солнце грело уже довольно-таки сильно, так, что лед, покрывающий улицы, начинал таять, чтобы вечером, когда прихватит мороз, снова затвердеть.
Я сидел дома один и не знал, за что взяться. Поиграл с кошкой и потом накормил ее. Долго смотрел, как она вылизывается после еды. Кошка ушла спать, и я остался совсем одиноким. Внутри, где-то в груди, и в животе, и в голове, и скорее всего это можно назвать — в душе, было как-то пусто, скверно. Такое ощущение, что изнутри у тебя выкачали все внутренности и, осталась только оболочка, на удивление еще двигающаяся. Я сходил на балкон и потомился там с высоты девяти этажей. В тени от стены было холодно. Ветер дул ледяной. Солнце грело чужие дома вдалеке от меня. От этого стало совсем пусто.
Ну когда же она уже позвонит?
В голове неотвязно закрутилась эта мысль. Просто шататься по комнатам совсем опостылело, и я повалился на диван. Начались страдания — когда же ты позвонишь?
Позвони… позвони… позвони… позвони…
Я посмотрел на часы — ровно 12:30. Позвони… позвони…
В 12:35 раздался звонок. Я открыл глаза и стал ждать третьего. После него вскочил и схватил трубку:
— Слушаю!
— Здравствуйте, — голосок, который можно связать лишь с двенадцати-тринадцати летней девочкой.
— Здравствуйте Вальки, — я, наконец, облегченно перевел дух, — как вы живете? Как дела? У тебя уже все?
Она смеется:
— Нет. У меня перерыв до 14 часов.
— Хорошо очень! Ты где сейчас?
— Я у «диетки».
— Ага! — Внутри все заполняется теплом.
— Пойду по этой стороне проспекта Л-на.
— Сейчас же выхожу. Иду в твою сторону.
— Хорошо. Ну, пока?
— Ага. Пока.
Швырнул рубку. Бросился в прихожую. Не заметил как, уже оказался в лифте, натягивая куртку.
Когда это я шнурки на ботинках завязал?
Бегом по ступенькам! Бегом за стадионом по обледеневшей на морозце тропинке, мимо черной скалы. Где-то тут мой институт. Солнце, отсвечивая ото льда, слепит в глаза.
Ну, когда я добегу?!
Голубая шубка. Вот она. Бегом. В руках держит какой-то сверток.
— Привет, — выдохнул я.
— Привет. Это мороженое.
— Здорово!
— А там еще пирожное.
— Ну, ты даешь! А зачем ты так тратишься?
— Мои деньги. Куда хочу туда и трачу. Держи, только не урони.
— Идем ко мне. Я тебя обедом накормлю.
— Идем. Только давай не этой дорогой. Тут должен Б-н пройти. А может лучше не есть? Вот чаю было бы хорошо.
— Ну уж нет. Сначала поешь, потом чаю. Какая ты красивая. Чудо маленькое!
— Ну, скажешь.
— Берись под руку.
Мы идем сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она рассказала про работу, какие были «Дела», какие были люди, кому сколько дали срока. Она работала тогда народным заседателем в суде и страшно переживала за каждого подсудимого.
В лифте я ее обнял и поцеловал в губки, а она обняла меня и ответила на поцелуй. Ну, вот мы и дома.
Теперь уже совсем тепло и совсем не одиноко. Теперь я уже не один. Пустоты внутри как не бывало. Теперь хорошо.
— А у тебя как дела, двоечник? — Смеется Тина.
— Ну, доедай яичницу. Уже можно заливать чай?
— Можно. Ты расскажи-ка лучше, когда зачет сдавать будешь?!
— Завтра, — вру я, — доедай. И не плачь больше из-за всяких там. Сначала надо поесть, чаю попить — у тебя ведь обед. Потом уже плакать будешь.
— Я не плакала, — говорит она и отворачивается в сторону, — я не умею плакать.
— Плакала, плакала. Тиночка, ты какая красивая.
Милая Тина. Рассказывает случаи из своей жизни, а я слушаю.
— Тина, — я смотрю сначала на ручные, а потом на настенные часы, — а мы уже опаздываем.
— Как? Сколько время?
— Уже два часа. Сначала давай мороженое спокойно доешь, а потом побежим. Один раз можно и опоздать. Другие ведь опаздывают.
— Нет! Побежали. Мороженное сам доешь. Я и так каждый раз опаздываю.
Мы побежали сломя голову к зданию суда, по дороге она дорассказывала свою историю.
— Может у тебя скоро кончится, — с надеждой в голосе спрашиваю я.
— Может. Я позвоню тебе.
Вдруг я вспоминаю:
— Тебе же за очками надо после семнадцати часов! А ты работаешь до восемнадцати, а Женьку ведешь в бассейн в восемнадцать пятнадцать. Успеешь?
— Ах ты, черт! (Вот так Валька!). Я и не подумала. Ты сейчас сходи в «Оптику», посмотри — до скольки они работают. Думаю, они до 19 часов работают.
— Сейчас сразу пойду. Ну, пока. Позвони мне, хорошо?
— Хорошо, позвоню. Ну, пока, Петечка.
Теперь уже до конца дня будет хорошо. Тоска закончилась. Может, через несколько часов, а может и меньше, она позвонит, и мы опять пойдем ко мне, и, (хоть бы никто не пришел!) будем говорить о чем-нибудь секретном. И не только говорить.