– Вероника? Вероника, ты спишь? – он
– Какая Вероника? Ты о чем, Лаврентий?
– Зачем ты это сделала?
– Как? О чем ты?
– Почему ты ушла? Ты ничего не объяснила. Ты просто ушла.
– Ох, ну приплыли. Ты бы хоть предупредил, что ты совсем поехавший. Хотя по тебе же видно..
– Я же тебя любил, я тебя люблю, зачем ты так поступила? – Лаврентий Петрович схватил девушку за плечи.
– Ну пиздец. Иди в ванную, успокойся.
– Я просто хочу знать, Вероника!
Девушка с силой высвободилась и выскочила из комнаты. Лаврентий Петрович выбежал за ней. Она спряталась в ванной, он начал дергать за ручку, он точно помнил, что еще не успел поменять двери и замок в ванной, и что они держались на честном слове.
Она кричала на помощь, Лаврентий Петрович все повторял: «Я просто хочу знать! Я просто хочу знать!». Он почувствовал острую боль в затылке, колени подогнулись, в глазах потемнело.
Он снова в огромном зале мебельного супермаркета, с Вероникой, они ходят между рядами, чтобы найти что-то приличное для дома, но вокруг только розово-мятные обои и больше ничего, он начинает нервничать, бегает с тележкой из отдела в отдела, но там все одно и тоже. Вероника стоит на месте и смотрит на него с безразличием и презрением. Он же обыскивает каждую полку, но больше ничего нет.
Лаврентий Петрович проснулся на лавке от холода. Было еще темно. Он был в своей одежде, но та была застегнута как-то небрежно. Он застегнул все пуговицы. Голова раскалывалась, на затылке была небольшая рана с уже засохшей кровью. Еще почему-то болели ребра. Огляделся, вокруг возвышались типовые многоэтажки, из какого именно подъезда и вышел, и главное как вышел он вспомнить не смог. Пощупал карманы – мобильника и бумажника не было. Возле скамейки, где он себя обнаружил, их тоже не было. Видимо, потерял. Ну ладно, ничего страшного. Надо найти дорогу к метро, оно же здесь где-то неподалеку, может спросить дорогу, если, конечно, кто-то в этот час еще бодрствует. Интересно, который час? Скоро ли откроется. Придется, попросить у кого-нибудь в долг на проезд. Выйдет очень неудобно, но он обязательно возьмет номер и сразу же отдаст. Интересно, как там кот? Было бы здорово, что Наталья не будет на него обижаться. Хорошая девушка. Если Краснов и Золотов спросят, просто скажет, что все прошло хорошо.
Новый год.
– Вот нахера этот ебаный снег пошел именно сейчас? Далеко нам еще пиздовать? Мы же нихера не найдем…
– Да заебал ты уже ныть. Район знакомый, фотка есть, описание нормальное. Все будет нормально, найдем. Еще минут десять – двенадцать, наверное. Не ссы. Отнесись к этому как к приключению.
– В жопу я ебал такие приключения.
– Я еще раз говорю, ты заебал уже ныть. Сам сказал, давай возьмем травы на Новый год, будет весело. Гавно-вопрос. Взяли. Идем за твоей ебаной травой. А снег… Ну так, блять Новый год же… Лучше так, чем совсем без снега, нет?
– Да мне вообще похер на этот снег. Я, блять, в снежки играть не собираюсь. Я, блять, вообще буду работать почти все праздники. Управляющая съебывает на неделю в Тай, сука. А я буду сидеть на месте, хуи пинать и мерзнуть. Так что вообще мне поебать на этот твой снег.
– Ну паршиво, сочувствую. Работать, когда все будут отдыхать – то еще удовольствие. Но что тебе так повезло, снег совершенно не при чем. Хоть какое-то чувство Нового года появилось, а то одна грязь и серость вокруг были. Как по мне, если бы его не вообще было, то идти за закладкой с тобой, долбоебом, который понял, что ему пиздец как нужна трава только два часа назад, было бы в несколько раз хуже.
– Слышь, харе! Как будто она только мне нужна?! Сам же прибежишь ко мне, будешь клянчить – давай дунем, давай дунем. Но хер тебе, она же только мне нужна!
– Да уймись, я же скинул лавэ, так что тоже заберу се часть. Если бы ты с утра не предложил – даже бы и не подумал.
– Да, конечно, пизди больше.
– Нет, правда, мне вот и так норм. Я не говорю, что вообще отказываюсь. Я именно про Новый год говорю. Сегодня же все эти блядские гирлянды, хлопушки, шампанское же, в конце концов. Ну! Все и так радостные, что ебаный год закончился, у всех столько надежд, что в будущем все изменится.
– Да ни хера не изменится.
– Я, блять, и без тебя знаю, что нихера не изменится, то же мне, блять, Нострадамус ебаный. Да, ни хрена не изменится, я это прекрасно понимаю, но это не мешает мне на один вечер перестать ходить с ебалом, будто я только что обоссался в свои новые дорогие штаны, и приобщиться к беззаботному, сука твою мать, радостному празднику, ебать тебя в рот! Какого хрена я тебе еще должен это объяснять?! Блин, чуть не поскользнулся…