Такое положение вещей за год вошло в привычку, но вот почему-то именно сегодня его что-то дернуло согласиться. Краснов и Золотов уже брали куртки, как бросили дежурное: «Лаврентий Петрович, не хотите ли с нами по стаканчику?». «Да, пожалуй, можно» – неожиданно выпалил он, удивившись самому себе и своему порыву.
Два товарища были крайне удивлены, если не сказать шокированы, таким поворотом событий; сказали, что подождут снаружи, пока Лаврентий Петрович будет сохранять сделанное за рабочий день и выключать компьютер. Он же был как воодушевлен, так и напуган этой своей непонятно откуда взявшейся прыти. Как себя вести? Он уже и забыл, когда последний раз выбирался куда-то отдохнуть с алкоголем. О чем с ними говорить в неформальной обстановке? На работе то понятно, тут все одно и то же, но там надо быть поаккуратнее, тем более он помнил во всех красках о нетрезвых историях, которыми делились сослуживцы после таких вот выходов.
Лаврентий Петрович глубоко выдохнул, протер очки, справедливо рассудил, что раз уж назвался груздем и так далее, и сам с собой договорился, заматывая покрепче колючий шарф, что как только Золотов с Красновым напьются и захотят приключений, он тихонько улизнет. Их это явно не расстроит, не такой уж он помощник в ночных загулах. Ну и самое главное, не напиваться самому, быть осторожнее, ведь, где проходит его собственная грань дееспособности, он уже запамятовал. Две последние стопки коньяка в честь Дня строителя почти полгода назад ничего дурного не сделали, разве что немного смазали утро следующего дня.
Лаврентий Петрович выключил свет и закрыл на ключ дверь, для уверенности подергав ручку несколько раз, занес ключ на вахту и вышел через турникет. Два его товарища стояли и курили, оживленно обсуждая все грехи начальника стройки. Все вместе они поплелись к поддержанной Ауди Краснова.
Во время этой недолгой поездки до конечной станции метро, которая и представляла обитель жизни среди пустырей и типовых панельных домов, Лаврентий Петрович пытался вспомнить достаточно ли было еды в миске у кота Бориса, когда он выходил из дома утром, Краснов матерно комментировал новостной блок по радио, Золотов же меланхолично смотрел в окно и курил через приспущенное окно.
Бар оказался довольно просторной пивнухой с демократичными ценами, которая разместилась в цокольном этаже старого кинотеатра, образце советского модернизма, показавшего свой последний киносеанс лет двадцать назад и ныне заполненный мелкими арендаторами, как клоповник. Краснов сразу заказал пивную тарелку, три кружки фирменного пива и три стопки коньяка, ни с кем не советуясь. Лаврентий Петрович хотел было возразить, что не хотел бы смешивать, но его робкие слова полностью пропали за хохотом большой компании за соседним столом.
Первые рюмки были бодро подняты за встречу в новом составе. Краснов и Золотов были настроены крайне благодушно, никакого панибратства и агрессии. Лаврентий Петрович расслабился. По крайней мере, перестал постоянно смотреть на свои электронные часы, высчитывая в уме сколько уже его престарелый кот провел без еды.
Первый раунд был практически полностью посвящен неожиданному герою сегодняшнего вечера и работе в принципе. Краснов и Золотов неожиданно смягчившись делились, как им повезло работать с Лаврентием Петровичем, сколько раз он их спасал. Чистая неподкупная благодарность, которую он сам ранее не слыхивал, тем неожиданнее и приятнее она казалась. Хотя коллеги все-таки не могли отказать себе в удовольствии немного подтрунивать над его скромностью и спокойствием на таком нелегком поле брани как строительная площадка, на что он все так же сдержанно и обходительно пожимал плечами, мол что кричать, все можно переделать и дело житейское. Краснов даже понимающе кивал. Но волне небывалой волны дружелюбия была заказана вторая порция выпивки. Все вместе инженеры, начав с работы, где никто кроме них не знает, как надо правильно делать, перешли к политике, где, как выяснилось, была та же проблема. Краснов питал нежную любовь к коммунистическому прошлому, хотя союз развалился, когда он только-только научился разговаривать, Золотов был приверженцем монархии и самодержавия. Оба товарища хотя и были с противоположных полюсов без пререканий сходились во мнении, что раньше было куда лучше. В чем именно они не уточняли. У самого Лаврентия Петровича не было четко сформулированной позиции, но он аккуратно излагал, что согласен далеко не со всем, что сейчас происходит в жизни страны. На том и порешили.