Сашина бабушка растерялась.
- А он... разговаривает хорошо?
- Да что вы! Он такой умный мальчик, он вам что хотите расскажет! На, Сашенька, поговори со своей родной бабушкой.
Саша, заранее подготовленный нашей мамой, взял трубку (говорить по телефону он научился недавно, названивая по вечерам "маме Свете" и "маме Нелле").
- Аллё! - закричал он в трубку. - Здравствуй, моя родная бабушка! Это я, Саша!
Потом из Донецка еще звонили, в основном она, там, видно, шла какая-то борьба, чувствовалось, что дед не склонен признавать непонятно откуда возникшего внука, а бабка постепенно привыкает к мысли о его существовании и переживает. Всякий раз Саша брал трубку и очень толково разговаривал с родной бабушкой, рассказывал ей, где был, что делал, хвалился: а "мама Нелля" купила ему теплое пальтишко с брючками, а "мама Света" - ботиночки и шапку. Наконец (дело было уже глубокой осенью) мама сообщила нам, что за Сашей, кажется, едут. Приехали они втроем - бабушка, оказавшаяся довольно еще молодой, здоровой теткой, дедушка, который выглядел старше и как-то мельче ее, и чей-то - то ли ее, то ли его - брат, который и привез их на своей "Волге". Гости привезли с собой литр водки, килограмм сала и альбом с фотографиями маленькой Тани. Мама велела нам приходить вечером с мужьями и детворой.
- А может, не надо? Чего мы все будем толочься?
- Ничего, пусть посмотрят, какая у нас семья.
Сашу всю неделю готовили к приезду родных бабушки и дедушки, опасаясь только одного, что вдруг он станет их дичиться, не захочет уезжать, и они обидятся.
- Не захочет, так останется, - говорила мама. - Я его потом сама к ним отвезу. Пусть хоть познакомятся для начала.
Но она просчиталась. Для Саши приезд родни стал всего лишь еще одним интересным событием в ряду всех других, случившихся с ним в последнее время. Он отнесся к нему с тем же восторгом, как к поездке из Владивостока в Краснодар на поезде, походам в луна-парк и обретению велосипеда и теплого пальто. Едва открылась дверь и в проеме ее нерешительно встала крупная фигура его родной бабушки, как он вылетел навстречу, повис на ней, как раньше повисал на мне, Нелле или Жене, и закричал:
- Бабушка моя родная!
Та прослезилась. К моменту, когда подтянулись все мы, они уже хорошо разглядели друг друга, причем Саша от них не отходил, ласкался, и наша мама, пробегая с очередным блюдом из кухни к столу, ревниво поглядывала на эту семейную идиллию. За столом Танины родители стали показывать привезенный с собой альбом, где Таня - маленькая хорошенькая девочка, и всё сравнивали ее с Сашей - похож, не похож. Вообще чувствовали они себя довольно скованно, видно, не ожидали такого приема (мама накрыла стол - будь здоров). Но постепенно, рюмка за рюмкой расслабились, стали жаловаться на дочку, которая, по их словам, вообще-то росла послушной, хорошо училась, ходила даже на музыку и собиралась после школы поступать в институт, но вдруг все бросила и укатила на Дальний Восток - совершенно против их воли и согласия.
- И как уехала, так ни писем, ничего, - говорила, вздыхая, Танина мать.
- Я ведь посылал ей деньги на дорогу, чтобы назад ехала, - словно бы оправдывался Танин отец. - Несколько раз посылал. А она... видите, какой нам сурприз преподнесла...
Надо сказать, что наша мама ничего "такого" про их Таньку по-прежнему не говорила, а сказала только, что ей трудно было одной с Сашей, потому она его и отдала. Папа не встревал, целиком полагаясь в таком деликатном деле, как передача с рук на руки ребенка, на маму. Вдруг он наклонился к Таниному отцу и спросил:
- А она одна у тебя дочка?
- Одна.
- Ну, так ты чудак-человек! Ты ж радуйся, что внук теперь есть! У меня вон четыре дочки и внуков, видал, сколько... Это еще не все здесь, еще внучка во Владивостоке!
Саша залезал на руки то к своим, то к нашим, то под стол, то запрыгивал на диван, в общем, был необычайно возбужден и все время спрашивал:
- А вы меня с собой заберете?
Мы разошлись по домам, гости заночевали, а с утра опять уселись за стол и сидели до обеда, наготовлено было много, и разговоров тоже хватило. Наконец собрались в обратный путь, обещая писать и звонить, в общем, не забывать. Саша сам сносил в комнату, где стоял раскрытым специально для него купленный чемодан, свои вещи, игрушки и книжки. И вроде был рад, что поедет на машине, но в самый последний момент, когда уже спустились с девятого этажа во двор, стали грузиться и прощаться, он вдруг не захотел садиться в "Волгу", спрятался за нашу маму и заревел.
Все заволновались, не зная, что делать, нехорошо было силой мальчика забирать и запихивать в машину, тем более, соседи тут как тут, стоят поодаль, глазеют.
- Не хочу! - ревел Саша. - Не поеду! Хочу с бабушкой Раей!
На лице у мамы одновременно появились торжествующая улыбка и слезы. Она села на скамейку у подъезда, посадила Сашу к себе на колени и стала что-то тихо говорить ему на ушко. Постепенно он успокоился, слез с колен, мама его поцеловала, он пошел и сам, молча, уселся в машину. Взрослые поспешили за ним и, толком не попрощавшись, отъехали.
- Что ты, мама, ему наобещала?
- Сказала, что он поживет немного у родной бабушки, а потом опять к нам приедет, а потом я к нему приеду.
Первое время мама часто звонила в Донецк и разговаривала с Сашей и его бабушкой, та жаловалась:
- Вы его разбаловали, он теперь нас не слушается.
Дождавшись лета, мама купила два билета на междугородний автобус, взяла с собой в компанию старшего внука Антошу и поехала с ним в Донецк. Шел 86-й год, Украина была еще нашей, и проезд был свободный. С собой мама везла в Донецк кучу подарков для Саши - от каждого из нас в отдельности. Саша подрос, вытянулся, успел привыкнуть к новому месту, бабушка с дедушкой тоже к нему привыкли и, кажется, полюбили.
- Он у нас сам и за хлебушком в магазин ходит, и мусор выносит, рассказывала родная бабушка. - Помощник!
Нашу маму Саша, конечно, узнал, но почему-то застеснялся и на шею не кинулся, наверное, просто вырос.
- Сашенька, - приставала к нему мама. - А ты помнишь, как мы с тобой в поезде ехали?
- Помню, - говорил Саша и жался к родной бабушке.
После этой поездки мама как-то успокоилась, стала реже звонить в Донецк, а потом и совсем перестала, лишь писала изредка письма. Как раз в это время на попечение ей был отдан внук Родион, его привозили на всю неделю и забирали только на выходные, и то не всегда.
Когда Саша пошел в первый класс, из Донецка прислали фотографию - все такой же светловолосый и худенький мальчик в белой рубашке, с цветами и портфелем. На обороте рукой кого-то из взрослых было написано: "Дорогим бабушки Раи и дедушки Жени от Саши!". Мама поставила ее в стенку рядом с многочисленными фотографиями своих детей и внуков. Из последующих писем было известно, что учится Саша хорошо, что дедушка с бабушкой на него не нарадуются и даже не представляют теперь, как бы они без него жили.
- Тетя Света, а что с его мамой стало? - интересуется Аринка, и видно, что, если ей кого и жалко во всей этой истории, то именно ее, Сашину маму.
- А это ты у своей мамы спроси, она лучше знает, вы же там, во Владивостоке, по соседству с ней жили, да, Котя?
- Так она ж потом замуж вышла, - говорит Алла. - За хорошего, кстати, парня, за моряка, родила девочку. Муж, по-моему, сначала не знал про Сашу, а когда узнал, дал ей денег, сказал: езжай и привези его, ребенок должен жить в семье. Ну, она поехала и привезла. Дед с бабкой, конечно, не хотели его отдавать, скучали сильно, потом дед стал болеть и умер. А бабка довольно часто после этого писала нашей маме, жаловалась на свою одинокую жизнь и все такое, а мама ее успокаивала и даже приглашала приехать, но уже было такое время, что так просто не приедешь.
- А сколько сейчас этому Саше? - спрашивает Арина.
- Ну, если вам с Родионом по пятнадцать, ему, значит, девятнадцать.
- Так он что, в армии?
Мы с сестрами удивленно переглядываемся. Нам самим эта мысль как-то не приходила в голову, мы и вообще впервые за много лет вспомнили про этого Сашу.
- Может быть, и в армии...
- Хоть бы только не в Чечню угодил, да?