Тогда как дома происходили все эти события, Эми переживала тяжкие времена в апартаментах тетушки Марч. Она была глубоко расстроена тем, что ее отправили «в ссылку», и впервые в жизни осознала, как ее любили и как ласковы с ней были дома. Тетушка Марч никогда ни с кем ласкова не бывала – она этого не одобряла, но, вообще-то, она хотела быть доброй, потому что эта девчушка вела себя хорошо и очень ей нравилась, к тому же в стареньком сердце тетушки Марч таилась некая слабость к детям ее племянника, хотя сама тетушка считала для себя недостойным в этом признаться. Старая дама действительно старалась сделать все возможное, чтобы Эми было у нее хорошо, но какие же невероятные промахи она совершала! Некоторые пожилые люди остаются молодыми в душе, несмотря на свои морщины и седины, они способны сочувствовать маленьким заботам, горестям и радостям детей, умеют сделать так, чтобы они чувствовали себя как дома, и прикрывают нотации интересными играми, даря и принимая дружбу с самым привлекательным видом. Однако тетушка Марч не владела таким даром, она досаждала Эми своими правилами и приказаниями, своей чопорностью и долгими, докучливыми беседами. Увидев, что младшая девочка более покладиста и дружелюбна, чем ее сестра, старая дама сочла своим долгом попытаться противостоять, насколько окажется возможным, дурному влиянию их домашней свободы и потакания баловству. Так что она как бы взяла Эми за ручку и принялась учить ее, как учили ее саму шестьдесят лет назад, – этот процесс внес в душу Эми беспросветное отчаяние, и она почувствовала себя как муха в сетях очень требовательного паука.
Каждое утро девочке приходилось мыть чашки, начищать старомодные серебряные ложки и большущий, тоже серебряный, заварочный чайник и до блеска протирать зеркала. А потом она должна была вытирать в комнате пыль, и какой же сложной оказалась эта работа! Ни пылинки не ускользало от глаз тетушки Марч, а вся мебель ее стояла на когтистых лапах и была украшена изобильной резьбой, которую никогда нельзя было так оттереть, чтобы ни пылинки не осталось. Затем надо было покормить Полли, расчесать комнатную собачку, сбегать дюжину раз то наверх, то вниз, что-то принести или передать приказания, потому что старая дама сильно хромала и редко покидала свое кресло. После сих утомительных трудов Эми принималась за уроки, становившиеся каждодневным испытанием всех достоинств, какими она обладала. Потом она получала час на игры или прогулки, и как же она этим часом наслаждалась!
Лори являлся каждый день и умильно уговаривал тетушку Марч до тех пор, пока она не позволяла Эми выйти с ним из дому. Тогда они прогуливались или катались и замечательно проводили время. После обеда Эми должна была читать тетушке вслух и тихонько сидеть, пока та дремала в кресле, что обычно длилось около часа, поскольку засыпала тетушка после первой же страницы. Далее начиналась работа с шитьем лоскутных одеял или подрубанием полотенец, и Эми шила, внешне совершенно смиренная, но бунтуя в душе, вплоть до сумерек. Лишь тогда ей дозволялось развлекаться, как самой заблагорассудится, до чаепития. А вот вечера были хуже всего, ибо тетушка Марч пристрастилась рассказывать Эми длиннющие истории про свою юность, и они были так невообразимо скучны, что Эми каждый раз намеревалась отойти ко сну в слезах о своей тяжкой судьбе, но засыпала прежде, чем успевала выжать из глаз не более чем одну-две слезинки.
Если бы не Лори и старенькая Эстер – горничная тетушки Марч, Эми никак не смогла бы пережить это ужасное время. Чего стоил один только попугай! Он вполне мог довести ее до умопомрачения, так как очень скоро почувствовал, что девочка его вовсе не жалует, и мстил ей за это, проказничая изо всех сил. Он дергал ее за волосы, как только она оказывалась рядом с ним, переворачивал кормушку с молоком и хлебом в тот же момент, как Эми успевала вычистить его клетку, заставлял Мопа лаять, когда задремывала Мадам, спеша тотчас клюнуть песика сзади, прилюдно обзывал Эми гадкими именами и во всех отношениях вел себя как достойная всяческого порицания старая ворона. Кроме того, Эми совершенно не выносила и пса, жирного и злобного зверюшку, который рычал на нее и тявкал, когда она совершала его туалет, или укладывался на спинку и болтал в воздухе всеми четырьмя лапами с самым идиотским выражением на физиономии, когда просил чего-нибудь поесть, что он проделывал по дюжине раз на день. Повар был человек раздражительный, старик-кучер – глухой, и Эстер оказалась единственной, кто уделял внимание нашей юной леди.
Эстер была француженка, прослужившая у Мадам, как она называла свою хозяйку, много лет и, надо сказать, умело тиранизировавшая старую даму, потому что та уже не могла без нее обойтись. Настоящее ее имя было Эстель, но тетушка Марч велела ей поменять его на Эстер, и она согласилась – на том условии, что ее не заставят сменить и веру[90]. Мадемуазель очень полюбилась старой горничной, и она удивляла и развлекала девочку рассказами о своей жизни во Франции, когда Эми сидела с ней, в то время как сама она приводила в порядок кружева Мадам. А еще она разрешала Эми бродить всюду по огромному дому и рассматривать невиданные – старинные и красивые – вещи, хранящиеся в больших гардеробах и древних сундуках, ибо тетушка Марч собирала и припрятывала их, словно сорока. Более всего восхищал Эми индийский шкафчик со множеством странных ящичков, углублений и тайных укрытий, где хранились разнообразные украшения, некоторые драгоценные, некоторые просто любопытные, но все более или менее древние. Рассматривать и раскладывать эти украшения было для Эми огромным удовольствием, особенно это касалось футляров с драгоценностями, где на бархатных подушечках покоились украшения, подчеркивавшие красоту прекрасной леди полвека тому назад. Здесь находился гарнитур, который надевала тетушка Марч, когда выходила в свет, жемчуга, подаренные ей отцом в день ее свадьбы, бриллианты от ее возлюбленного, траурные кольца и броши из черного янтаря, удивительные фермуары – медальоны с портретами умерших друзей и подруг и другие – с плакучими ивами внутри, сделанными из волос, а также детские браслеты, которые носила единственная маленькая дочь тетушки. Были там большие карманные часы дядюшки Марча с красной печаткой, с которой играли многие детские руки, а в отдельной коробке одиноко, само по себе, лежало обручальное кольцо тетушки Марч, слишком узкое теперь для ее ставшего толстым пальца, но бережно хранимое, как самая большая из всех ее драгоценностей.
90