Лори уже исчез за поворотом, а Джо собралась было повернуть вслед за ним, когда далеко отставшая от них Эми, бросившись туда, где лед был глаже всего, выехала на середину реки. На миг Джо застыла на месте от странного чувства, вдруг возникшего в ее душе, потом все же решила двинуться дальше, но что-то заставило ее остановиться и обернуться – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эми вскинула вверх руки, проваливаясь вниз, и услышала треск подтаявшего льда, всплеск воды и крик, от которого у Джо в ужасе замерло сердце. Она попыталась окликнуть Лори, но голос у нее пропал. Она попыталась броситься назад, к Эми, но ее ноги, казалось, совершенно обессилели, и какой-то миг она могла только недвижно стоять на месте, пораженная непреодолимым ужасом, с искаженным лицом, глядя на маленький голубой капор над черной водой. Что-то молнией промчалось мимо нее, и она услышала крик Лори:
– Несите жердь, быстро! Скорей!
Как она это сделала, ей так никогда и не удалось вспомнить, но в течение следующих нескольких минут Джо действовала словно одержимая, слепо выполняя команды Лори, который полностью сохранил самообладание и, лежа плашмя на льду, удерживал Эми рукой и хоккейной клюшкой, пока Джо выдергивала из ближайшего забора жердину, а потом они вместе вытаскивали девочку из воды: та была больше испугана, чем пострадала как-то иначе, – ран или ушибов у нее не оказалось.
– Ну вот, теперь надо поскорее отвести ее домой. Наденьте на нее все наши одежки, пока я сниму эти треклятые коньки, – скомандовал Лори, окутав Эми своим полушубком и дергая крепежные ремешки коньков, которые никогда еще так упорно не сопротивлялись, как в этот раз.
Они привели Эми домой, дрожащую и в слезах, с нее все еще капала вода, и некоторое время спустя, когда улеглось всеобщее волнение, Эми, завернутая в теплое одеяло, уснула перед жарко пылающим камином. Во время всей этой суматохи Джо едва ли вымолвила хоть одно слово, она только носилась туда и сюда, бледная, полураздетая, с распустившимися волосами, в совершенном отчаянии. Платье ее было порвано, руки, исцарапанные льдом и жердями забора, да еще непослушными пряжками ремешков, – в синяках и ссадинах. Когда успокоившаяся Эми стала уютно посапывать во сне, а весь дом затих, миссис Марч, сидевшая подле ее кровати, подозвала к себе Джо и принялась перевязывать ее израненные руки.
– Вы уверены, маменька, что опасности нет? – прошептала Джо, виновато глядя на золотистую головку, которую течение чуть было навсегда не унесло прочь у нее на глазах, затянув под предательский лед.
– Совершенно уверена, моя дорогая. Она обошлась без повреждений, ей, я думаю, даже простуда не грозит, так разумно вы ее укутали и так быстро привели домой, – с готовностью ответила ей мать.
– Все это сделал Лори. Я всего лишь позволила ей кататься. Маменька, если она умрет, виновата в этом буду я. – И Джо упала на колени у кровати в покаянных рыданиях и рассказала обо всем, что случилось, горько обвиняя себя в жестокосердии, а потом лила слезы благодарности за то, что ей дано было избежать заслуженной ею тяжкой кары. – Все дело в моем кошмарном характере! Я пытаюсь от него излечиться, и мне уже кажется, что вылечилась, а он вдруг прорывается наружу, да еще хуже, чем раньше. Ах, маменька, что мне делать? Что же мне делать? – в отчаянии вскричала бедная Джо.
– Следи за собой и молись, дорогая, не оставляй своих стараний – никогда! – и никогда не думай, что победить свои недостатки невозможно, – отвечала миссис Марч, притянув взлохмаченную голову дочери к своему плечу и целуя ее мокрые щеки с такой нежностью, что Джо зарыдала еще сильнее.
– Вы не знаете, вы даже не догадываетесь, как все плохо! Мне кажется, что я способна на все, когда разозлюсь. Я становлюсь прямо дикарем каким-то, могу причинить боль и радоваться этому. Боюсь, я когда-нибудь совершу что-то ужасающее и погублю свою жизнь – и заставлю всех меня ненавидеть. Ах, маменька, помогите мне, пожалуйста, помогите!
– Я помогу тебе, девочка моя, обязательно помогу. Не надо так горько плакать. Просто запомни этот день и от всей души пообещай себе, что ты никогда в жизни не позволишь себе пережить еще такой же. Джо, моя дорогая, мы все проходим через искушения, гораздо более значительные, чем твое, и часто случается так, что на их преодоление требуется вся жизнь. Ты полагаешь, что твой характер самый плохой на свете, но мой был когда-то точно таким же.
– Ваш, маменька? Как это? Вы же никогда не сердитесь! – И, пораженная, Джо на миг забыла о своем покаянии.