Отойдя от супермаркета на десяток ярдов, Клодин достала из сумочки солнечные очки. Перед тем, как надеть, подержала перед глазами, словно проверяя, не запылились ли они — в темной блестящей поверхности линз, как в зеркале, легко было увидеть все, что творится сзади. Да, так и есть — у выхода из магазина опять мелькнуло светлое платье.
Больше она не оборачивалась, лишь порой поправляла очки, каждый раз убеждаясь, что Лейси по-прежнему держится шагах в десяти сзади.
Чем дальше, тем отчетливее в Клодин зрело желание поговорить с ней. Поэтому, когда до «Тарелки» оставалось совсем немного, она резко развернулась и остановилась, глядя на свою преследовательницу в упор. Та шарахнулась было в сторону, но тут же поняла, что это бесполезно, и медленно, мелкими шажочками начала приближаться. Казалось, какая-то сила, помимо ее воли, словно на веревке тянет ее вперед; вид у девушки был совершенно несчастный.
— Здравствуйте, миссис Клаудина, — подойдя, промямлила она. — Я… прошу прощения, может быть, вы знаете — это правда?
— Миссис Конвей, — автоматически поправила Клодин. — Клаудина — это мой псевдоним. Что — правда?
— Ну, про месье Каррена — будто он… будто его… ну… — она жалко улыбнулась.
— К сожалению, да — его подозревают в убийстве Элен. Но он этого не делал.
— Откуда вы знаете?!
— Любой мало-мальски знающий Ришара человек понимает, что это бред. Он никогда не смог бы ударить женщину, тем более — убить. Если бы мне сказали, что кто-то напал на Элен и Ришар, защищая ее, случайно убил его — я бы еще, может, и поверила. Но чтобы он сам, — Клодин помотала головой, — нет!
— Да, — всхлипнула Лейси. — Это не он… — выразительные серые глаза наполнились слезами.
Еще, чего доброго, расплачется прямо посреди улицы, и кто-нибудь подойдет узнать, в чем дело… Любое вмешательство было бы сейчас крайне нежелательно!
Клодин подхватила ее под руку.
— Лейси, пойдем, не стоит нам тут стоять. У меня машина здесь рядом.
Очутившись в «Хонде», девушка наконец дала себе волю — согнулась вперед, словно в приступе боли, и замотала головой, всхлипывая и причитая:
— Это не он, это точно не он! Он не мог!..
— Конечно, не он! — подтвердила Клодин, трогаясь с места.
— …Он меня взял за руку и сказал: «Мадемуазель, не надо вешать носик — тем более такой хорошенький. Сотрите с глаз слезки — и пойдемте танцевать!» И улыбнулся, — Лейси взглянула на нее и тоже жалобно улыбнулась сквозь слезы, — и мне сразу стало не больно… Это как чудо было, он… он…
— Да, он такой.
— Я не хочу, чтобы его посадили в тюрьму — это будет неправильно, несправедливо!
— Лейси, я очень надеюсь, что скоро истина выяснится…
— Вы не понимаете! — отчаянно выкрикнула девушка и вцепилась Клодин в локоть так, что машина вильнула.
— Осторожнее! Чего я не понимаю?
— Моя мама… она работает в таком месте…
«Мама твоя работает прокурором, — мысленно подтвердила Клодин. — А то, что тебя так расстроило, несомненно связано с Ришаром, и я очень — очень! — надеюсь, что ты мне это сейчас расскажешь.»
— Я случайно услышала вчера один разговор… На месте убийства Элен нашли бантик на резинке!
— Какой бантик?
— Голубой, бумажный! Как на подарки вешают.
Бумажный бантик? И только-то? Возможно, во взгляде Клодин отразилось удивление, потому что Лейси воскликнула еще отчаяннее:
— Вы не отсюда, вы не знаете! Семь… восемь лет назад у нас здесь был серийный убийца… вот он так делал, вешал на шеи девушкам эти голубые бантики… Понимаете, господин Каррен… он же тогда, давно, вообще не был в Айдахо!
— Понятно, — медленно кивнула Клодин.
Вот оно что, вот! Улика, указывающая на настоящего убийцу!
— Но они не включили его в число вещественных доказательств по делу. И никому про него не говорят.
— Как, почему?
— Не знаю. Кажется, там замешана политика… большая политика… — девушка помотала головой. — Только не спрашивайте меня, что это значит — я правда не знаю.
Пару минут они ехали молча. Лейси сидела сжавшись в комочек, вид у нее был по-прежнему несчастный.
Клодин не выдержала — дотянулась и потрепала ее по руке.
— Лейси, не огорчайся. Ты все сделала правильно — нельзя в угоду какой бы то ни было политике скрывать улики и сажать невиновного неловка в тюрьму.
— Мама говорит, что я идеалистка, — девушка шмыгнула носом, — и что если я хочу стать юристом, то должна, когда надо, уметь идти на компромисс. Только это же уже не компромисс получается, а просто подлость! А я считаю, что юрист прежде всего должен служить справедливости.