Она не знала, куда они едут, но часа через полтора они свернули на проселок и выехали в поле, где их ожидал готовый к отлету воздушный шар.
Ни с чем подобным в жизни не сталкиваясь, Вероника сперва растерялась: надо было что-то сказать, но она не могла подобрать слов. А доктор молча помог ей забраться в корзину.
— Красиво, правда? — спросил он, когда они поднялись на сотни футов над землей. День был ясный, и видимость была хорошей на много миль вокруг.
— Да, — тихо сказала Вероника, — очень красиво.
Ветер унес ее слова.
— Что?
— Да! — крикнула она.
— Я ведь никогда не говорил тебе, что могу управляться с этой штукой… Хотел сделать сюрприз.
Доктор обнял ее и поцеловал в щеку. Его подбородок покоился на ее макушке, они стояли молча, разглядывая окрестности.
Внезапно он развернул ее лицом к себе.
— Вероника, — сказал он, — я хочу кое о чем тебя спросить.
Его счастливое лицо было невыносимо.
— Нет, — сказала она, — позволь сначала мне сказать кое-что.
Это прозвучало ужасно, и его лицо приобрело соответствующее выражение, ведь он сразу понял, о чем пойдет речь.
Через два часа воздушный шар приземлился посреди большого поля, и Вероника наконец успокоилась, что он не выпрыгнет из корзины и не шлепнется где-нибудь в английской провинции расплющенным месивом, оставив ее парить в воздухе до конца дней. Он сел на дно корзины и закрыл лицо руками.
Она понятия не имела, где находится, и не представляла, что предполагается делать, когда воздушный шар приземляется. Все ее вещи, включая паспорт, находились в машине доктора, и ей оставалось лишь молча ждать, пока он не придет в себя. Она посмотрела на него.
— Мне очень жаль, — сказала она, и это было правдой. Она ненавидела себя за то, что сделала.
Он поднял глаза, они были красными, и все лицо его, даже лоб, было мокрым от слез.
— Не стоит, — выдавил он.
Она опустилась на колени и обхватила его руками, но он отпрянул, словно от электрического ската.
— Не надо, пожалуйста, — сказал он.
Она поднялась и отодвинулась в угол корзины. Она хотела что-то сказать, но он закрыл лицо руками, и она решила, что лучше промолчать.
Некоторое время спустя она заметила, что с дальнего края поля к ним направляется группа людей. Когда они приблизились, она узнала родственников доктора. Среди них были мать, отец, его брат с сестрой, спаниель, некоторых она узнала по фотографиям — кузены, племянники, племянницы и прочие родственники, включая престарелую тетушку. Всего их было около двадцати, они улыбались и приветственно махали руками. Вероника вяло подняла руку в ответ.
— Здесь вся твоя семья, — сказала она.
— Все верно, — сказал он, вытер глаза и поднялся на ноги. Он помахал им и попытался улыбнуться так, словно все в порядке, но по мере приближения они, кажется, начали понимать, что полет прошел не так гладко, как он предполагал. Они остановились в нескольких ярдах от корзины, — кроме матери, которая, побледнев и не обращая внимания на Веронику, обратилась к сыну:
— Итак, она сказала «нет»?
Он покачал головой.
— Она сказала «да»?
Он покачал головой.
— Что же тогда произошло? И не говори, что ты был слишком напуган, чтобы спросить ее.
— У меня не было возможности спросить ее. Я было собрался это сделать, но она произнесла речь о том, какой я, по ее мнению, замечательный и как мы друг другу не подходим. Она сказала, что у нее никого нет, но ей кажется, что, находясь в Лондоне, она больше скучает по своей собаке, чем в Париже вспоминает обо мне.
Вероника предполагала подобное объяснение, однако в его изложении оно прозвучало ужасно.
— А затем она сказала, что я заслуживаю лучшей девушки, чем она, и…
Он не мог более продолжать, и Вероника почувствовала облегчение.
Его мать была взвинчена до предела.
— А что насчет кольца? — кричала она. — Если ты покажешь ей кольцо, может, она передумает. Давай, покажи его.
Он пошарил в кармане и достал маленькую коробочку. Протянув ее Веронике, он щелкнул крышкой.
Она не знала, что сказать. Кольцо было фантастически красивым, и какая-то часть ее захотела его примерить.
— Мне очень жаль, — пробормотала она.
— Тебе не в чем себя винить, — сказал он, вытирая глаза и возвращая кольцо в карман, — всякое бывает.