Это, впрочем, еще ни о чем не говорило. Седьмой кавалерийский полк, взятый как одно целое, состоял из шестисот солдат, обученных драться и блюсти дисциплину. Рено принял единственно возможное решение: его люди спешились и образовали несколько стрелковых линий. При такой тактике горстка белых людей могла долго сдерживать неорганизованную толпу краснокожих.
Стоило только найти переправу, и Кастер атаковал бы деревню с другого края, существенно ослабив напор индейцев на Рено, а вскоре подоспел бы и Бентин. С минуты на минуту должен был подойти обоз, и Кастер кусал губы от нетерпения.
Все казалось совсем не безнадежным, хотя и не напоминало пикник. Генерал поминутно оглядывался, а потом, не выдержав, подозвал своего ординарца сержанта Кейнипа и пролаял:
— Отправляйся к Тому Кастеру и передай мой приказ: пусть не плетется больше по ручью, а поднимается и движется напрямик, к нам. У Рено не так много патронов, чтобы ждать.
Сам того не подозревая, этим поручением он спас сержанту жизнь.
Затем он снова погнал своего коня вперед, остальные двинулись следом. Лошади смертельно устали, и эта головокружительная гонка доконала многих из них. Отставших же наездников больше никто не видел. Тогда мы еще не знали, что индейцы уже начали переправу через Литтл Бигхорн и немалое их число было на нашем берегу, прячась по глубоким оврагам.
Проскакав так примерно с милю, Кастер снова остановился, и только теперь мы смогли полностью разглядеть гигантскую деревню на том берегу. Пресвятой создатель, она раскинулась насколько хватало глаз. Миль пять в поперечнике, не меньше, и табун лошадей в двадцать тысяч голов… Допускаю, что она была даже больше, просто я даю вам возможность хотя бы примерно оценить ее размеры. Некогда на юге, у Канадской реки, мне доводилось видеть огромные стада бизонов. Пожалуй, это самое удачное сравнение.
Сколько было врагов? Давайте прикинем. Учитывая, что одному индейцу могло принадлежать несколько лошадей, по самым скромным подсчетам, нам предстояло сразиться с четырьмя-пятью тысячами воинов. Нас же, считая Кастера, было двести, и еще сотня ожидалась с обозом.
Но вот что странно: в индейском лагере не было видно ни души, не считая нескольких человек при лошадях. Неужели все отправились биться с Рено? Поле сражения осталось чуть в стороне, за изгибом реки, и мы не могли этого понять. А что это за облако пыли там, внизу по течению? Неужели, несмотря на всю свою мощь, индейцы ударились в бегство?
И знаете, что сделал Кастер? Он снял шляпу, помахал ею над головой и… улыбнулся.
— Мы смяли их! — крикнул генерал, не обращаясь ни к кому конкретно. — Они удирают!
Мне не хватило времени разочаровать его, поскольку он снова сорвался с места и поскакал вдоль своей колонны. Я же, к своему ужасу, догадался, что задумали индейцы. Если бы они бежали, то велели бы женщинам разобрать палатки. Но этого не произошло. Значит, около четырех тысяч воинов переправлялись частями на наш берег, используя один из бродов в низовьях, скрытый от нас очередным поворотом реки, и поджидали нас впереди, рассредоточившись по оврагам.
Когда я наконец проорал это Кастеру, он больше не улыбался. Он меня вообще не слушал или не слышал. Подгоняя своего несчастного измученного Вика, он носился перед строем, выкрикивая полную бессмыслицу вроде:
— Ура, ребята, им конец! Скоро, очень скоро мы добьем последнего краснокожего бродягу и вернемся домой, к своим семьям!
И измотанные, не спавшие больше суток солдаты, четверть из которых были желторотыми юнцами, видевшими индейцев только на картинках, подхватывали его победный клич и, взбираясь на хрипящих от усталости животных, пускали их в галоп, вперед по склону огромного оврага. Колонна словно ожила, но я старался не смотреть в глаза этих людей, нет никакой радости разглядывать тех, кто идет на верную смерть.
О, теперь-то я был в этом уверен. Когда Кастер улыбнулся и заявил о победе, я понял: он потерял рассудок.
Любой другой на его месте, увидев размеры индейской деревни, признался бы, пусть даже самому себе, что он ошибся. Вполне естественная, кстати сказать, вещь: сражаясь с краснокожими, просто невозможно знать заранее их численность и местонахождение. Любой другой на месте Кастера, но не Кастер…
Подозвав второго адъютанта, итальянца Мартини, он сказал:
— Передай Бентину, чтобы он поторопился. Деревня действительно велика… Подожди, я черкну ему записку.
Это было последнее сообщение, кем-либо полученное от Кастера и его пяти отрядов. Из книжек вы, вероятно, знаете, что Мартини доставил записку, проделав нелегкий путь назад. Его лошадь убили, но ему каким-то чудом удалось добраться до Бентина живым. На словах же он добавил, что сиу бегут, чем дал Бентину лишний повод не спешить к нам на помощь. Не последнюю роль сыграла и ненависть этого достойного офицера к Кастеру.
В остальном, что случилось с Кастером и его людьми, вам, сэр, придется положиться на мое слово, поскольку я единственный из двухсот человек, направлявшихся к броду через Литтл Бигхорн, кто выжил.
Если вы мне не верите, то найдите кого-нибудь другого. Например, из тех идиотов, что писали потом письма бедной миссис Кастер, или разведчика-индейца, которого выставляли всем напоказ как единственного уцелевшего. Только его не было на поле битвы, он видел лишь начало, а затем удрал. Остальные же или дураки, или законченные лжецы. Никогда не мог понять людей, стремящихся прославиться тем, чего они никогда не совершали, тогда как я сам молчал, не умея доказать свою правоту и не желая смешиваться с толпой рвачей.