— И вот это видение Маленького Человека придало невиданную силу его заклинанию, — продолжал вождь. — Маленькая Антилопа также невелик телом, но стал уже мужчиной, Человеком. И у него большое сердце. Так пусть же отныне и навсегда зовется он Маленький Большой Человек!
Вот так оно все и произошло, и этим именем меня звали впредь все шайены. Индейцы верны себе: никто из них ни разу даже не поинтересовался, как меня нарекли при крещении. А нарекли меня Джеком Креббом.
Во всем остальном вылазка за лошадями закончилась успешно. Четверо воинов проскользнули в лагерь кроу, не разбудив ни души, и увели около тридцати лошадей. На обратном пути, перед самым рассветом, они и нашли нас с Маленьким Медведем. Последний уже пришел в себя и, как говорится, отделался легким испугом да здоровенной шишкой на голове. К нашему счастью, воин кроу был без лука, иначе мы бы давно уже отправились в Верхний Мир, даже не успев понять, что случилось.
При дележке я получил четырех лошадей, сразу став состоятельным шайеном, но меня ужасно смутило, когда девятилетний мальчишка по имени Грязный Нос попросил меня:
— Теперь ты воин. Можно мне ухаживать за твоими лошадьми?
Он имел в виду, что теперь я получил право нежится по утрам в постели, тогда как остальные дети вставали ни свет ни заря. Это было правдой, однако я не хотел никаких привилегий. Пользоваться своими преимуществами по отношению к остальным не по-шайенски, а значит, и не по-Человечески. Например, Мелькающая Тень, опытный воин, ветеран многих сражений, получивший три лошади, оставил одну себе, лучшую отдал Старой Шкуре, а последнюю — Бугру. И вовсе не потому, что они были вождями, шайенам вообще не свойственно лизать задницу начальству, а потому, что они помогали ему мудрыми советами. Веселый Медведь и Бесстрастное Лицо отдали каждый по одной лошади Желтому Орлу, который, допустив промах, сумел его исправить. Я тоже отдал ему одну лошадь, а другую предложил Волку-Левше, который отказался, поскольку за лечение платить нельзя, но намекнул, что мой подарок может понравиться его брату. И он ему действительно понравился.
Поэтому я и ответил Грязному Носу со всей мудростью, на какую был способен:
— Убить воина кроу — еще не значит стать равным великим воинам племени Людей. Так что я сам позабочусь о своих лошадях. Но ты хороший мальчик, и я дарю тебе ту гнедую, на которой ездил к кроу.
Узнав о моем поступке, все важно кивали и говорили: «Хау, хау!»
Как видите, никто из нас, рисковавших тогда жизнью, не обогатился, если не считать, конечно, гордости и славы. А за два этих эфемерных понятия шайены с радостью готовы умереть.
Маленький Медведь и носа не показал на празднестве. И это никого не удивило.
Праздник затянулся далеко за полночь. Я до отвала наелся вареной собачатины, в которой начал к тому времени находить вкус, хотя так и не усвоил индейскую привычку быстро заглатывать мясо большими кусками, практически не жуя. Когда торжества подошли к концу, я вышел в прерию облегчиться, а затем присел на бугорок невдалеке от лагеря. Месяц был еще тоньше, чем прошлой ночью, но светил ярче, поскольку теперь ему не мешали облака. Мой нос подсказывал мне, что скоро начнется дождь и будет лить до самого утра. В воздухе разливался какой-то особый, едва уловимый запах влаги, от которого ароматы земли и пожухлой осенней травы становились еще более пряными и пронзительными. Меня никто этому не учил, умение принюхиваться пришло само и стадо неотъемлемой частью моей жизни у шайенов, подобно тому, как для городского жителя входит в привычку оглядываться по сторонам, переходя улицу.
Где-то в миле от лагеря залаял койот, затем взвизгнул и завыл на сотни разных голосов. Трудно было поверить, что это воет всего один зверь, а не целая стая. Индейцы даже верили, что у каждого койота несколько душ и каждая говорит своим голосом. С севера ему ответил протяжный вой лесного волка, а может быть, это перекликались разведчики кроу, подражая голосам животных, на что они были великие мастера. Вой замер, а примерно час спустя донесся снова, причем оттуда же, откуда слышался ранее, что свидетельствовало скорее в пользу зверей, чем индейцев.
Я сидел так довольно долго, по крайней мере достаточно для того, чтобы земля под моим задом согрелась. Гремучим змеям всегда холодно, и они норовят забраться к вам в постель, если, конечно, вы не примете соответствующие меры предосторожности. Вот и теперь одна из них явно искала моего общества, но я вовремя услышал сквозь шум ветра характерное шуршание се длинного тела по песку и траве и сымитировал хлопанье орлиных крыльев. Змея тут же убралась восвояси.
Итак, я, Джек Кребб, стад воином племени шайен. Я застрелил из лука человека. Меня едва не скальпировали и вылечили заклинаниями. Отцом мне был старый дикарь, ни слова не знавший по-английски, матерью — толстая краснокожая женщина, а братом — парень, лицо которого вечно покрывал слой глины или краски. Я живу в типи и ем вареных собак. Господи, как странно!
Вот о чем я думал тогда, и, надо признаться, это были совершенно бледнолицые мысли. Ребята, с которыми я играл в Эвансвиле и даже в караване, ни за что бы не поверили, расскажи я им обо всем. Они знали, что я довольно сомнительная личность, но им и в голову не могло прийти, что я мог пасть столь низко. И вот в ночь своего величайшего триумфа я сидел в прерии и чувствовал себя жалким и униженным. Лишь мой настоящий, сумасшедший па, тот, кого убили у повозок, относился к индейцам как к братьям, все же остальные ставили их едва ли не ниже черных рабов.