Сравнить «Маленький, большой» совершенно буквально не с чем — от начала до конца этот роман пронизан настоящим чудом.
Представьте себе семейную сагу, вдохновленную суфийской притчей о парламенте птиц. Или роман о долгом счастливом браке, использующий темы и архетипы североевропейского фольклора. Просто хороший роман должен избегать фальшивых нот, но роман великий должен быть поистине всеобъемлющим, дышать безудержной страстью и замахиваться на невозможное. «Маленький, большой» делает все это, и даже гораздо больше: чем глубже в него погружаешься, тем необъятнее он становится. Это шедевр современной американской литературы, достойный ответ Маркесу и Набокову.
Поверх литературной игры Краули создал собственный эпос, совершенно независимый и волшебный. Это тоже игра — автор не дает готовых объяснений, а рисует мир, полный вопросов. Будто колода карт из книги, трудность обращения с которой состояла в том, что задаваемые гадающим вопросы странным образом оказывались ответами на предыдущий вопрос.
Ухищрения автора абсолютно органичны: его сложный мир стоит описывать только с помощью такого же сложного языка, — неприметно, исподволь вы проникнетесь ощущением реальности чуда, которым светятся отдельные повести из этой большой Повести, и тогда принять и понять вещи, о которых рассказывает автор, не составит труда. К тому же у вас есть хорошие помощники — книга безупречно оформлена, прекрасно переведена, а трудные для понимания цитаты разъяснены в восхитительно длинном комментарии.
Не стоит пугаться того, что вы заблудитесь в сложной топографии этого романа. На это и рассчитано: как в настоящей барочной истории, здесь запутаны геометрия и пропорции. Здесь маленькие проказливые существа манипулируют жизнями больших людей. А сам автор играет в замысловатую игру со своими предшественниками: Шекспиром, Кэрроллом и Габриелем Гарсиа Маркесом.
Есть книги, которые становятся классикой сразу после выхода в свет. Именно таков роман «Маленький, большой». Как часто бывает с подобными произведениями, сюжет его не поддается пересказу: слишком уж запутано и многолинейно повествование. Джон Краули из тех писателей, которых тонкие душевные движения героев интересуют неизмеримо сильнее, чем события, происходящие вовне. Один-единственный поцелуй на лестнице значит для его персонажей куда больше, чем километры приключений и самые захватывающие чудеса. Как правило, подобные произведения, так называемые «рассказы настроения», совсем невелики по объему. Уникальность романа Краули в том, что писатель умудрился сохранить это ощущение на протяжении многих сотен страниц. Честно говоря, других подобных примеров в фантастической литературе я и не припомню...
Роман Джона Краули трудно с чем-либо сравнивать: он — единственный в своем роде и ни на что не похож. Романтическая сказка, устроенная по принципу множества вложенных друг в друга потайных ларчиков? Изысканная аллегория в ренессансном духе? Сложносочиненная семейная сага? Да, все это тоже, но еще — и это, конечно, главное — тонны текучей, невербализуемой, истинно волшебной субстанции, эдакого искристого эфира, наполняющего роман изнутри и составляющего его основное очарование.
Молодой и простодушный клерк Смоки Барнабл влюбляется в своевольную Дейли Элис Дринкуотер, дочь известного детского писателя, и вслед за любимой отправляется в родовое поместье Дринкуотеров Эджвуд. Однако то, что поначалу кажется ему просто домом, хоть и очень большим и необычным, в действительности заключает в себе множество других домов — внутри Эджвуда притаился и дышит целый зачарованный мир! Разгадывание его бесчисленных загадок и попытка ухватить за хвост разлитую в эджвудском воздухе, но постоянно ускользающую от прямого взгляда магию способны захватить героев на долгие годы, а читателя — на все девятьсот страниц романа.
К читателям этого издания[4]
Стыжусь признаться — хотя мне часто доводилось это делать, — что я говорю и читаю только по-английски. У этого пробела — притом что образование я получил хорошее — есть свои причины. Но теперь, когда мои книги воспроизводят на других языках и предлагают иностранным читателям, мне приходится полагаться на мастерство переводчиков. Я не могу проверить переводы и убедиться, насколько они точны, — в особенности когда не способен прочитать буквы или иероглифы, как в китайских и японских изданиях и даже в случае с кириллическими алфавитами. Я выяснил, что некоторые французские версии моих книг небезупречны — в них пропущены фразы и абзацы, — и иноязычные читатели время от времени сообщают мне о неадекватности переводов. Но большей частью я похож на глухослепого, который может общаться лишь с узким кругом людей и вынужден верить в то, что ему скажут правду и точно передадут его слова другим. Среди тех, кому я наиболее доверяю, — Михаил Назаренко, комментатор этого издания, мой давний друг и переводчик.