В заросшем буйной растительностью саду викария среди тесно посаженных розовых кустов порхали разноцветные мотыльки; птицы с шуршаньем перелетали с ветки на ветку искривленной яблони, стоявшей посередине. В развилке яблони кто-то зажег свечу. Свечу? Молоденькая девушка в белом прикрывала руками язычок пламени, который то вспыхивал, то угасал, а потом разгорался вновь. Обращаясь не к нему, девушка спросила:
— Что такое?
Свеча погасла, и тогда Джон обратился к девушке:
— Простите, пожалуйста.
Девушка принялась быстро и ловко спускаться с дерева, а Джон чуть отступил от ворот, чтобы не показаться назойливым, и замер, ожидая, когда она подойдет и заговорит с ним. Но она не подошла. Где-то — или всюду — начал свою звонкую песню соловей, замолчал и защелкал вновь.
Не столь давно Джон Дринкуотер оказался на перепутье (не в буквальном смысле этого слова, хотя за месяц путешествия ему не раз приходилось выбирать, плыть ли вниз по течению или одолевать высоту; впрочем, приобретенный им опыт для жизни годился мало). Целый ненавистный год он потратил на проектирование огромного Небоскреба: здание, насколько позволили бы его величина и назначение, должно было выглядеть кафедральным собором тринадцатого столетия. Когда он впервые представил эскизы на рассмотрение своему клиенту, затея лежала в плоскости шутки, каприза, походила даже скорее на розыгрыш, который, как ожидалось, будет немедленно отвергнут, но заказчик юмора не уловил и пожелал, чтобы его Небоскреб воздвигли именно таким, каким он был изображен на эскизах, — Собором Коммерции[49]. Ни о чем подобном Джон Дринкуотер и помыслить не мог: ни о латунном почтовом ящике в виде крестильной купели; ни о гротескных барельефах в клюнийском стиле[50] с карликами, которые болтали по телефону или читали каменную телеграфную ленту; ни о горгульях, помещенных на недосягаемой для зрения высоте, — точной копии физиономии клиента (тот, впрочем, отказался признать даже малейшее сходство) с горящими глазами и пористым носом. Заказчика ничто не смутило, и теперь проект предстояло реализовать, в точности следуя первоначальному наброску.
Пока тянулась разработка проекта, с Джоном чуть было не произошла перемена. Чуть было, потому что он сопротивлялся ей как чему-то внешнему, но точного названия этой перемене найти не мог, хотя оно и вертелось на языке. Сначала в плотный, однако расписанный по минутам дневной график мечтаний начали вторгаться посторонние шепотки: отвлеченные понятия облекались в слова, которые у него в голове как будто произносил чей-то голос. Например, множественность. В другой раз (когда он сидел, глядя через высокие окна Университетского клуба на струи дождя, перемешанного с сажей) появилось еще одно слово: комбинаторная. Произнесенное однажды вслух, это понятие неким образом полностью завладело его сознанием, а потом распространило власть и на его рабочее место, и на всю контору в целом. Это продолжалось до тех пор, пока он не ощутил себя совершенно парализованным и неспособным предпринять следующий, давно подготовленный и тщательно продуманный шаг в своей карьере, которую окружающие называли не иначе как «головокружительной».
Джон чувствовал себя так, будто впадает в затяжной сон или, возможно, только от него пробуждается. Ему не хотелось ни того ни другого. В качестве особо действенного, как он думал, лекарственного средства он начал проявлять интерес к теологии. Прочитал Сведенборга и Августина; наибольшее утешение принесло ему чтение Фомы Аквинского: он прямо-таки ощущал, как Ангельский Доктор[51] возводит камень за камнем грандиозный кафедральный собор своей «Суммы»[52]. Узнал он также и то, что в конце жизни Аквинат называл все им написанное «охапкой соломы»[53].
Охапка соломы. Дринкуотер сидел за своим широким рабочим столом в длинном, с застекленной крышей офисе фирмы «Маус, Дринкуотер, Стоун» и разглядывал тонированные под сепию фотографии башен, парков, вилл, которые он построил, и думал: охапка соломы. Чем не первый и самый непрочный домик из сказки «Три поросенка»? Нужен укрепленный приют, где он мог бы укрыться от преследующего его хищника, кем бы тот ни оказался. Джону исполнилось тридцать девять.
49
...
50
...
51
52
53
...