В дальнем конце холла, на самом изгибе, находилась ванная в готическом стиле. Там имелась единственная в доме ванна достаточного для Дейли Элис размера. В ванной, расположенной на изгибе дома, солнечные лучи еще не успели зажечь витражные стекла, и плитки пола были такими холодными, что Элис пришлось переступать на цыпочках. Водопроводный кран в форме горгульи надрывно кашлянул, а все трубы в недрах дома провели совещание, прежде чем из крана потекла тонкая струйка горячей воды. Ее вид возымел действие: подобрав полы коричневого халата, Дейли Элис уселась на подобие полого епископального трона и, подперев руками подбородок, стала следить, как из ванного саркофага поднимаются клубы пара. Ее вдруг снова начало клонить в сон.
Элис Дейл дернула за цепочку и, дождавшись, когда иссякнут шумно схлестнувшиеся потоки, развязала пояс и выскользнула из халата. Зябко поведя плечами и поеживаясь, она осторожно забралась в ванну. Все пространство заволокло паром. Ванная в готическом стиле напоминала не столько собор, сколько лесную глушь. Своды образовывали над головой Дейли Элис арку и переплетались, подобно ветвям деревьев; всюду побеги плюща, листья, усики и виноградные лозы, вырезанные из дерева, вились в смятенном, беспорядочном движении. Поверхность узких витражных стекол усеяли капельки росы: растекаясь, они образовывали яркие, будто в комиксах, картинки: причудливо изогнутые стволы, смутные очертания полей, расплывчатые фигурки охотников, обрамленные деревьями. Когда солнце, лениво свершая свой путь, воспламенило все двенадцать окон, пар, поднимавшийся из ванны, заискрился, будто внезапно его украсили драгоценными камнями, и Элис оказалась лежащей в пруду посреди средневекового леса. Эту ванную спроектировал еще ее прадед, а окна застеклили по планам другого человека. Его второе имя было Комфорт: именно это и ощущала Дейли Элис. Она даже стала напевать.
В то время пока Дейли Элис, напевая, терла себя щеткой в ванне, ее жених, со сбитыми ногами, продолжал свой путь, дивясь свирепости, с какой мстили ему мышцы после вчерашней прогулки. Пока Дейли Элис завтракала в длинной угловой кухне и строила планы на день со своей хлопотливой матерью, Смоки взобрался по жужжащей насекомыми, залитой солнцем горе и начал спускаться в долину. Пока Дейли Элис и Софи окликали друг друга через смежные залы, а доктор смотрел из окна в поисках вдохновения, Смоки стоял на перекрестке дорог у четырех вязов, походивших на степенно беседующих стариков. Указатель с надписью «ЭДЖВУД» направлял палец в сторону грунтовой дороги, которая, петляя, уходила в тенистый туннель, образованный густо растущими деревьями. Когда Смоки ступил на эту дорогу, озираясь по сторонам и гадая, что встретит дальше, сестры сидели в комнате Дейли Элис, готовя платье, которое ей предстояло надеть следующим утром, и Софи рассказывала Элис свой сон.
— Мне приснилось, будто я научилась экономить время, которое не хочется тратить, и использовать его только тогда, когда мне это нужно. Ну, например, время, проведенное у кабинета врача, или потраченное на возвращение оттуда, куда не хотелось идти, или на ожидание автобуса. Нужно было собрать эти бесполезные минуты и сложить их, как помятые коробки, чтобы они занимали меньше места. Это было совсем нетрудно, если только знать, как взяться. Никто ни капельки и не удивился, когда я сказала, что знаю, как это делается; мама только закивала головой и улыбнулась с таким видом, точно каждый, достигнув определенного возраста, непременно овладевает подобными штуками. Надо просто-напросто сплющить минуты по швам как можно тщательней, не пропустив ни одного, а потом разгладить. Папа вручил мне огромный конверт из мраморной бумаги, и, взяв его в руки, я вспомнила, что видела такие конверты повсюду и недоумевала, для чего они предназначены. Забавно, как во сне изобретаешь, словно бы припоминая, разные объяснения.
Пока Софи рассказывала, ее проворные пальцы подрубали подол платья, а изо рта торчали булавки, поэтому Элис не всегда могла разобрать, что именно она говорит. За развитием событий во сне Софи уследить было трудно, и Элис, как если бы этот сон снился ей самой, почти тотчас забывала услышанное. Она достала и поставила перед собой пару атласных туфель и вышла в крошечный эркер.
— А потом я испугалась, — продолжала Софи. — Я забила этот большой скучный конверт неудачным временем до отказа, однако понятия не имела, как извлечь из него нужное, когда оно понадобится, и при этом не выпустить на волю все остальные часы, унылые и неприятные. Похоже было на то, что напрасно я за эту затею взялась. Хотя…
Элис посмотрела вниз на подъездную аллею с тонкой полоской травы посередине, на которой сквозь листву трепетала игра светотени. Она перевела взгляд в конец аллеи, где изогнутые приворотные столбы были увенчаны шарами в оспинах, похожими на серые каменные апельсины. Пока она смотрела, Путник нерешительно ступил в ворота.
Сердце у нее замерло. Весь день Дейли Элис испытывала такое умиротворенное спокойствие, что решила: сегодня он не придет; внутреннее чувство как-то подсказывало ей, что сегодня он не появится и потому сердцу вовсе незачем дрожать и колотиться от ожидания. Но теперь оно было захвачено врасплох.
— Потом все смешалось. Мне почудилось, что нет такого времени, которое не было бы схлопнуто и прибережено; что я над ним больше не хозяйка; что оно течет само по себе и что у меня осталось только жуткое время — время бродить по залам, время просыпаться средь ночи, время бездельничать…
Сердце Дейли Элис учащенно билось, ответить ей было нечего. А там, внизу, Смоки приближался медленно, словно в благоговении — перед чем, неизвестно; поняв, что он ее увидел, она развязала поясок коричневого халата и стряхнула его с плеч. Распахнувшийся халат соскользнул к запястьям, и у Дейли Элис появилось такое ощущение, будто ее кожи касаются попеременно руками то прохладными, то жаркими: тени, набегавшие от листвы, чередовались с солнцем.
Жаркая волна поднималась от пяток Смоки к голеням, словно долгое путешествие пешком раскалило его ноги докрасна. Голова гудела от полуденного зноя, а правое бедро прошивала насквозь, как иглой, острая боль. Однако он попал в Эджвуд — сомнений быть не могло. Приближаясь к громадному дому с множеством выступов и углов, Смоки и не собирался задавать какие-либо вопросы сидевшей на веранде старой женщине: он и без того знал, что достиг цели. А едва он подошел к дому, перед ним предстала Дейли Элис. Смоки остановился как вкопанный, вперив в нее взгляд; дорожная сумка, вся в пятнах пота, свисала у него с руки. Он не смел подать ей ответный знак (из-за пожилой женщины на веранде), но и не в силах был отвести глаз от Дейли Элис.
— Прелесть, не правда ли? — произнесла, наконец, женщина.
Лицо Смоки вспыхнуло. Женщина сидела, держась очень прямо, в кресле павлиньей расцветки и улыбалась ему; перед ней был маленький столик, на стеклянной поверхности которого она раскладывала пасьянс.
— Просто прелесть, не так ли? — повторила женщина немного громче.
— Да!
— Да… а сколько изящества! Я рада, что, ступив на аллею, вы увидели это в первую очередь. Оконные переплеты, правда, новые, но эркер и вся каменная кладка подлинные. Не подниметесь ли на веранду? Так трудно разговаривать.
Смоки бросил быстрый взгляд на эркер, но Элис уже исчезла, и перед ним была только причудливая кровля, залитая солнцем. Он поднялся на веранду, украшенную колоннками.
— Меня зовут Смоки Барнабл.
— Так. А я — Нора Клауд. Садитесь, пожалуйста.
Умелыми движениями она сгребла разложенные карты и убрала их в бархатную сумочку, которую спрятала в коробочку для рукоделия.