"- Девять часов!
"И затем, принимая серьезный вид, торжественно произнесла:
"- Друг мой, я обманывала вас. Когда мы встречались, я не была свободна. Я принадлежала человеку, которому обязана роскошью моей обстановки, комфортом, возможностью вести праздную жизнь, — всем, чем пользуюсь в настоящее время.
"Я говорил тебе, Жак, что под всем этим кроется постыдная тайна.
"- С того дня, как я встретилась с вами, эта связь стала мне ненавистной… Я не призналась вам раньше во всем только потому, что знала, как вы горды, знала, что вы не согласитесь делить меня с другим… Я не порвала до сих пор этой связи потому, что мне тяжело было отказаться от обеспеченной, роскошной жизни, для которой я создана… Но я не могу более жить этой жизнью… Эта ложь тяготит меня, ежедневный обман сводит меня с ума… И, если вы не отвергнете меня после этого признания, я готова бросить все, жить с вами в углу, где хотите…
"Последние слова она произнесла шопотом, так близко от меня, что ее губы почти касались моих губ…
"Но у меня все-таки хватило мужества ответить ей — и даже очень сухо, — что я беден, что я не зарабатываю ничего, что Жак содержит меня, и что я не могу заставить Жака содержать и ее.
"Она откинула голову с торжествующим выражением лица.
"- А если бы я нашла для нас возможность честно зарабатывать хлеб, не расставаясь?
"И с этими словами она вынула из кармана какой-то исписанный лист гербовой бумаги и принялась читать его… Это был ангажемент для нас при одном маленьком театре на окраинах Парижа; ей назначалось сто франков в месяц, мне — пятьдесят. Все было готово, оставалось только подписать.
"Я с ужасом смотрел на нее. Я чувствовал, что она влечет меня в бездну, и боялся одного, — что у меня не хватит сил противостоять ей… Окончив чтение контракта, она с лихорадочным возбуждением заговорила о преимуществах жизни актеров, о славной жизни, которую мы будем вести вдали от света, независимые, свободные, отдаваясь только искусству и нашей любви.
"Она говорила слишком много; это была ошибка. Я успел притти в себя, вызвать пред собой образ моей матери — Жака, — и, когда она кончила свою речь, я очень холодно ответил:
"- Я не хочу быть актером…
"Она не удовлетворилась этим ответом и стала горячо отстаивать свою мысль.
"Но она напрасно тратила свое красноречие… На все ее доводы я отвечал:
"- Я не хочу быть актером…
"Она начинала терять терпение.
"- Значит, — спросила она, бледнея, — вы предпочитаете, чтобы я попрежнему ежедневно отправлялась туда от восьми до десяти утра, и чтобы все вообще оставалось попрежнему?
"- Я ничего не предпочитаю, — ответил я менее хладнокровно. — Я очень одобряю ваше желание зарабатывать свой хлеб, не принимая его от этого господина, у которого вы бываете от восьми до десяти утра… Я только повторяю вам, что не чувствую в себе ни малейшего призвания к сцене и потому не намерен стать актером.
"Она окончательно вышла из себя.
"- Вот как! Ты не хочешь быть актером… Чем же ты хочешь быть?.. Ты, может быть, считаешь себя поэтом?.. Поэтом!.. Да у тебя нет ни малейшего дарования, бедный безумец!.. Считать себя поэтом, потому что напечатал несчастную книжонку, которой никто не покупает!.. Но твоя книга совершенная бессмыслица, несчастный! Все говорят это… В течение двух месяцев продан всего один экземпляр — тот, который куплен мною. Ты — поэт! Какой вздор!.. Только брат твой может считать тебя поэтом, этот наивный чудак!.. Какие письма он пишет, боже!.. Можно умереть со смеха, читая его рассуждения о Густаве Планше… Он убивает себя непосильным трудом, чтобы содержать тебя, а ты… ты… что ты в сущности делаешь? Ты удовлетворяешься тем, что у тебя типичное лицо, одеваешься турком и думаешь, что в этом все… Но предупреждаю тебя, что с некоторого времени ты теряешь эту типичность, теряешь… да, ты подурнел, ты безобразен теперь. Вот, посмотри на себя… Я убеждена в том, что твоя лавочница, Пьерота, не захочет теперь тебя… А, в сущности, вы были точно созданы друг для друга… Вы оба рождены для того, чтобы продавать посуду в Сомонском пассаже. Это приятнее, чем быть актером…
"Она положительно задыхалась. Ты, вероятно, никогда не видел такого припадка исступления. Я смотрел на нее, не говорящий слова. Когда она остановилась, я подошел к ней — я дрожал всем телом — и совершенно спокойно сказал ей;
" — Я не хочу быть актером.
"С этими словами я подошел к двери и, широко раскрывая ее, жестом пригласил ее выйти.
" — Вы хотите, чтобы я ушла? — спросила она со смехом. — О, я не скоро уйду… Мне еще многое надо сказать вам.