Немец. Cigarren!
Официант. Komm'gleich! (Исчезает.)
Англичанин (вынимая часы). Поезд опаздывает.
Англичанка. Право? Какая досада!
Взад и вперед по платформе ходит полицейский, квадратный, подтянутый.
Американец (садится и обращается к немцу). Вот этого у нас в Америке поменьше, чем здесь. У нас, по-видимому, больше веры в человека.
Немец. Ха! Вы убедитесь скоро, что всякий человек о себе только думать хочет.
Маленький человек (с тоской). Вы не верите в человека?
Американец. Острый вопрос! (Озирается кругом, не хочет ли кто высказаться по этому поводу. Юный датчанин смеется.)
Англичанин (протягивает свои газетные листы жене). Меняемся? (Англичанка дает ему взамен свои.)
Немец. Я верю только в то, что вижу глазами.
Американец. Я нахожу, что ваше утверждение отдает кощунством. А я, так верю в героизм. Я утверждаю, что среди всех нас, сидящих здесь, нет ни одного человека, который при случае не оказался бы героем.
Маленький человек. О! Вы, правда, так считаете?
Американец. Ну да! Я думаю, что герой – это тот, кто помогает другому, в ущерб своим интересам. Возьмите вон ту бедную женщину. Я убежден, что она героиня. Она в любую минуту готова умереть за своего младенца.
Немец. Животные тоже за своих детенышей умирают. Это не значит ничего.
Американец. Я иду дальше. Я утверждаю, что мы все были бы готовы погибнуть ради спасения ее ребенка, если бы, скажем, паровозу вздумалось по нему проехаться. (К немцу.) Вы сами не знаете, как вы благородны, уверяю вас! (Немец закручивает усы, американец обращается к англичанке.) Мне бы хотелось услышать ваше мнение по этому вопросу, сударыня.
Англичанка. Прошу прощения!
Американец. Англичане весьма гуманны. У них сильно развито чувство долга. У немцев тоже, и у американцев. (Юному датчанину.) Верно, оно имеется и в вашей маленькой стране. Мы живем в эпоху равенства и высоких идеалов. (К Маленькому человеку.) К какой национальности принадлежите вы, сэр?
Маленький человек. Да, собственно говоря, ни к какой. Отец мой, видите ли, был наполовину англичанин, наполовину американец, мать – наполовину немка, наполовину датчанка.
Американец. Ого! Пестровато, я бы сказал. (По платформе проходит полицейский.) А у нас, скажу я вам, эти господа с блестящими пуговицами понемногу выходят из употребления. Мы вроде мягче сделались – не так много думаем о своей особе, как прежде.
В дверях появляется официант.
Немец(громовым голосом). Cigarren! Donnerwetter![8]
Американец(грозит кулаком вслед исчезающему официанту). Где мое пиво?!
Официант. Komm'gleich!
Американец. Еще немного, и он у меня отправится к Георгу Вашингтону! Так я собирался сказать, когда он нас перебил: мы сейчас, в году одна тысяча девятьсот тринадцатом от рождества христова, стоим на пороге золотого века, уверяю вас! Мы чертовски близко подошли ко всеобщему братству. Взять хотя бы нашего полковника. (Указывает пальцем на немца.) Это человек железа и крови, но дайте ему случай проявить великодушие, и он себя покажет. Еще как, сэр! Ого!
Немец закручивает кверху кончики усов. На лице у него – сложная игра: он и польщен и вместе с тем ни в грош не ставит весь этот вздор.
Маленький человек. Не знаю. Конечно, хотелось бы, но как-то… (Качает головой.)
Американец. Вы, должно быть, робкий субъект, сэр. Или у вас в этой области неудачный опыт? А я оптимист. Я думаю, что мы в ближайшем будущем заставим черта плясать. Ого, мы этому молодчику дадим жару! Все эгоистические побуждения побросаем в огонь. Вот и полковник наш со своим стариком Нитчем – он не узнает себя! Скоро представится великолепный случай.
К концу его реплики издали слышится голос дежурного по станции, говорящий по-немецки. Голос постепенно приближается и становится более внятным.
Немец (встрепенувшись). Der Teufel![9] (Вскакивает, хватая чемодан.).