Михаил не мог себе позволить идти обедать куда вздумается — кошелек штука серьезная. Изо дня в день ему светил только пыльный институтский буфет с однообразным меню и вечной буфетчицей старенькой тетей Любой. Но он не унывал, радовался дешевизне обедов и был доволен, что, в отличие от большинства еще более экономных сослуживцев, может не жевать за рабочим столом куски булки с тоненькими ломтиками сыра, а побаловать себя теплым супчиком в буфете.
Путь предстоял неблизкий — буфет находился в другом корпусе, до которого еще топать и топать.
Оказавшись на улице, Михаил не почувствовал свежести нарождающейся, нежной весны — только бензиновый дурман автомобильной магистрали. Вокруг все визжало, гудело и торопилось.
С проспекта он свернул в маленький, спокойный переулок. Заканчивался проезд перекрестком, за которым через сотню-другую шагов и располагался институтский корпус с буфетом.
Сутулый, привычно размахивающий руками, Миша бодро продвигался к цели. Жилось ему, как он считал, не так уж и плохо. «Маловато деньжат, но зато и напряга никакого», — любил повторять про себя Миша. Семьи еще не было, только пожилая мать, которая души не чаяла в сыне, и он вполне был доволен своей судьбой. Пригреваемый первым весенним теплом солнца, он напевал привязавшиеся слова из модной песенки: «А я сяду в кабриолет и поеду куда-нибудь…» Бесконечно повторяя этот припев, Миша не заметил, как добрался до перекрестка. Оглянулся — машин вокруг нет. Перешел полосу, и вдруг, из-за поворота внезапно прямо на него вывернула черная лакированная махина.
Миша бросился в сторону, прижался к какой-то припаркованной иномарке — послышался звук бьющегося стекла. А дальше, а дальше… ничего страшного не произошло. Машина, которая так напугала, величественно проплыла мимо. Придя в себя, Миша отлепился от бока иномарки и, не оглядываясь, быстро пошел в сторону столовой.
И все бы хорошо, если бы позади вдруг не раздался истошный вопль: «Вот молодец! Чужую машину раскурочил и бежать! А ну стой, козел!» Кричала женщина. Миша остановился, сначала съежился, а затем задергался в разные стороны, словно гуттаперчевый. Он не знал, что делать. До женщины довольно далеко, можно попробовать убежать, но он же ни в чем не виноват — если бы не отскочил, то его бы задавили. Миша остановился и топтался в нерешительности. А затем повернулся и, опустив голову, поплелся в сторону разгневанной фурии. Когда он оказался рядом, она не позволила произнести ему и звука.
— Ты что ж наделал! Разбил зеркало и решил смыться!
— Я… я… на меня ехала машина… — бормотал Миша, как школьник у доски.
— Ну и что, козел? Это причина портить частную собственность?!
— Меня бы иначе задавили…
— Вот урод! — Глаза женщины сверкали, а из уголков рта летела пена. — Ты знаешь, сколько стоит такое зеркало?
У Миши потемнело в глазах, ему стало страшно.
— Я разбил вашу машину. Извините…
— Если б мою, козел, тебя бы уже в живых не было! Но это не важно! Ты испоганил частную собственность и должен за это ответить. — Всем телом грузная тетка резко повернулась и заорала: — Охрана! Охрана! Давай быстрее сюда!
Мише захотелось бежать, бежать немедленно. Он понимал: еще мгновение, и будет поздно. Однако из-за робости перед этой грубой, вульгарной женщиной его охватило оцепенение. Склонив голову, он покорно ждал приближающегося дюжего охранника.
— Вот, Саша, прими красавца. Отломал зеркало у той иномарки и уже смываться намылился. Тут я его и прикнопила. — В голосе женщины чувствовалась гордость за свой поступок.
— Но я же, меня же могли… — Миша хотел сказать: «задавить», но закончить фразу ему не дали.
— Пошел, пошел, вон в ту дверь, живо!
Михаил совсем растерялся и безропотно выполнил приказание. Через несколько мгновений он оказался в дежурке какой-то фирмы.
— Ну что, сынок, кранты тебе, — с наигранной ласковостью произнес охранник и огромной ручищей разгладил на своем необъятном животе складки, образовавшиеся на казенном сукне фирменной куртки.
Миша стоял втянув голову и тупо смотрел себе под ноги. Его охватила тоска: «Правильно мама говорила: сейчас время такое — попадешься в лапы рвачам-капиталистам или бандитам, что, впрочем, одно и то же, и уже не вырвешься. Пока последнюю нитку не выдернут, не успокоятся. Ох, мама, мама, почему тебя нет рядом?!»
— Ну садись. А с виду и не скажешь, что шпана. Как гады маскируются! — покачал головой охранник. — Ладно, пока старший не подошел, снимем с тебя показания.
На этом месте Саша с удовольствием потер руки, и его лицо приобрело холодное, деловое выражение.