Он не поверил в рок.
Вдруг поезда услышал
Пронзительный свисток.
«О, Господи, помилуй,
Прости, я грешен был.
О, смерть, прошу пощады…» –
Но поезд прикатил.
Пропев пару куплетов, Донни рассмеялась, как прежде, глубоко и насмешливо. Джет изверг какой-то странный горловой звук, зародившийся где-то в его бычьей шее.
— Что-то я никак не пойму, — начал он, — как это у тебя получается, что звук поезда кажется все ближе и ближе.
Просто меняю музыку, — объяснил я. — Перехожу на тон выше.
— Во-во, — поддержал гармошечник. — А я под него подстраиваюсь.
— Наверное, так и есть, — нервно рассмеялась одна женщина. — Поезд приближается, и его свисток звучит все выше. Затем он проходит мимо и удаляется, и звук все ниже и ниже.
— Но я не слышал в песне, как поезд уходит, — заявил мужчина рядом с ней. — Наоборот, приближается и приближается. — Он передернул плечами, а может, и вздрогнул.
— Донни, — снова подала голос женщина, — я, пожалуй, пойду.
— Побудь еще, Летти, — не столько просительно, сколько требовательно начала Донни Каравэн.
— До дому, чай, неблизко, да ночь безлунная, — заладила женщина. — Рубен, и ты, пошли вместе.
И она пошла прочь. Мужчина поплелся за ней, кинув через плечо взгляд на Донни Каравэн.
Затем ушла еще одна пара, потом за ней потянулась еще одна. Возможно, толпа у костра поредела бы и больше, но Донни фыркнула, что твоя лошадь, и таким образом удержала остальных.
— Давайте выпьем, — предложила она. — Хватит всем, ведь те, кого я числила в друзьях, нас бросили.
Возможно, на пути к бочке испарилось еще двое-трое гостей. Донни Каравэн опрокинула в себя самогон из горлышка тыквенной бутылки. Затем, глядя на меня поверх нее, глотнула еще и протянула мне.
— Выпьешь после дамы — получишь поцелуй, — прошептала она.
Я выпил.
— Вкусно.
Самогон был хорошим.
— А поцелуй? — хихикнула Донни Каравэн.
Но ни распорядитель танцев, ни гармошечник, ни я не смеялись.
— Давай танцевать! — воскликнула она.
Я заиграл «Вересковую гору»[3], и губная гармошка поддержала меня своими стонами.
Прошло не так много времени, но танцоров поубавилось, а вот деревья, среди которых они танцевали, словно выросли и стали гуще. Мне это напомнило одну историю, услышанную еще мальцом. В ней рассказывалось, что дневные и ночные деревья — это отнюдь не одно и то же. Ночные могут столпиться вокруг дома, если тот им не нравится, стучать по дранке на крыше, ломиться в окна и двери, и в такую ночь наружу лучше ни ногой…
Под конец «Вересковой горы» рукоплескали уже не так сильно. Да и кричали «Еще!» куда меньше. Гости потянулись к бочке с самогоном за добавкой, но гармошечник меня удержал.
— Расскажи, как ты до этого додумался. Ну, менять лад, когда поезд подходит.
— Меня научил один знакомый. Дело было в местечке под названием Дубовый кряж, это в Теннеси. Как-то связано со звуковыми волнами, и к свету тоже в какой-то мере относится. Сам толком не разобрался, но так можно измерить расстояние до звезд.
Гармошечник, нахмурившись, задумался.
— Радар, что ли?
Я покачал головой.
— Нет, механизмы тут ни при чем. На этом просто основан принцип. Его придумал один иностранец, Допплер… Кристиан Допплер.
— Как, Христиан? Ну, значит, не ведьмовство, — проговорил гармошечник.
— Почему тебя это волнует?
— Когда мы в песне про черный поезд сменили тональность, чтобы он казался ближе, я посмотрел сквозь проход посреди дома. Вон там, глянь сам.
Я посмотрел и понял, что он имеет в виду. Долину прорезали две яркие полосы. Две сияющие полосы в безлунной ночи. Это выглядело так, будто снятые рельсы до сих пор на месте: там, где лежали раньше.
— А второй куплет, который спела мисс Донни… Он что, о…
— Да, — ответил гармошечник, не дожидаясь, пока я закончу. — Во втором куплете говорится о Коббе Ричардсоне. Как он молил Бога о прощении в ночь перед смертью.
К нам подошла хозяйка и взяла меня под руку. Крепкая выпивка уже ударила ей в голову. Донни Каравэн смеялась по поводу и без.
— А ты, — улыбнулась она мне насмешливо, — в любом случае, не уходи.
— Так мне особо и некуда идти, — ответил я.
— Оставайся здесь на ночь, — прошептала она мне на ухо, поднявшись на цыпочки. — К полуночи все разойдутся.
— Вот так просто приглашаешь мужиков ночевать? — Я заглянул в ее голубые глаза. — Даже совсем незнакомых?
— Уж в мужиках-то я разбираюсь будь здоров. Продлевает молодость. — Она провела пальцем по гитаре у меня за плечом, и струны зашелестели в ответ. — Джон, спой мне что-нибудь.