Мистер Эдвардс поблагодарил маму за прекрасный ужин.
Потом папа достал скрипку. Мистер Эдвардс растянулся на земле и приготовился слушать. Но сначала папа сыграл и спел песню для Мэри и Лоры, Лора любила эту песню больше всех, потому что, когда ее пел папа, голос у него звучал все ниже, ниже и ниже.
Потом голос стал еще ниже — ниже, чем кваканье старой-престарой лягушки.
Все засмеялись, а Лора хохотала громче и дольше всех.
— Еще раз, папа! Пожалуйста, еще раз! — кричала она, пока не вспомнила, что детей должно быть видно, но не слышно, и только после этого умолкла.
Папа заиграл снова, и все пустились в пляс. Мистер Эдвардс сначала оперся на локоть, потом сел, а потом вскочил и тоже заплясал. Он скакал и подпрыгивал так, словно кто-то дергал его за веревочку. Папина скрипка все пела и пела, сам он отбивал ногой такт, а Лора с Мэри хлопали в ладоши и притоптывали.
— Вот это скрипач так скрипач! — восторженно воскликнул мистер Эдвардс.
Он все плясал, а папа все играл и играл.
От музыки Крошка Кэрри никак не могла заснуть. Сидя у мамы на коленях, она большими круглыми глазенками смотрела на мистера Эдвардса, хлопала в ладоши и весело смеялась.
Пламя костра тоже плясало, а вокруг него плясали черные тени. Только новый дом тихо и мирно стоял в темноте, а потом большая луна. поднявшись, осветила его серые стены и рассыпанные вокруг желтые щепки.
Мистер Эдвардс сказал, что ему пора. До его лагеря за лесом на другом берегу ручья очень далеко. Он взял свое ружье, пожелал спокойной ночи маме, Мэри и Лоре. Он сказал, что холостяку порой бывает очень одиноко и что он с удовольствием провел вечер в их семейном кругу.
— Сыграйте еще, Инглз,— попросил он папу.- Поиграйте, чтобы мне веселей было идти.
Мистер Эдвардс зашагал вниз по дороге к ручью, и, пока он не скрылся из виду, папа все играл и играл, и все трое — он, мистер Эдвардс и Лора — во весь голос пели:
Далеко по прерии разносились густой папин бас и тонкий голосок Лоры, а внизу, в русле ручья, им еле слышно вторил мистер Эдвардс:
Когда скрипка умолкла, голоса мистера Эдвардса уже совсем не стало слышно. Только ветер шелестел в степной траве. Высоко над головой плыл огромный желтый шар луны. Небо было такое светлое, что на нем не мерцало ни единой звездочки, а прерию окутывала мягкая тень.
Потом в лесу у ручья запел соловей. Все кругом умолкло, а он все пел и пел. Легкий ветерок пролетел над прерией, и чистые трели разливались над шорохом степных трав. Небо, словно чаша яркого света, опрокинулось на плоскую черную землю.
Песня кончилась. Никто не шевельнулся, никто не произнес ни слова. Девочки притихли, папа и мама сидели неподвижно. Только травы вздыхали под прохладным дуновеньем ветерка. Потом папа поднял к плечу скрипку и легонько коснулся смычком струн. Редкие звуки каплями чистой воды упали в тишину. Папа сделал паузу, а потом сыграл песню соловья. Соловей ему ответил. Скрипка запела снова. И соловей пел под звуки папиной скрипки.
Когда струны умолкли, соловей все еще пел. Когда он остановился, заиграла скрипка, и он снова завел свою песню.
Птица и скрипка говорили друг с другом в прохладной ночи под луной.
Переезд в дом
Утром папа сказал маме:
— Стены готовы. Пора перебираться в дом. Поживем пока без пола и без всего прочего. Мне надо скорее построить конюшню, чтобы Пэт и Пэтти тоже были за надежными стенами. Вчера ночью я слышал вой волков — со всех сторон и очень близко.