Она медленно повернулась и не мигая уставилась на соседку.
— О, так это все знают, — доверительно прошептала Кристи, придвигаясь ближе к Харриет и дыша на нее супом (она всегда подходила ближе, чем было комфортно собеседнику). — А что, ты сама никогда не задумывалась, почему твой папа живет в другом городе?
— Он там работает, — сказала Харриет не слишком уверенно. Внезапно этот аргумент ей самой показался очень слабым. Кристи театрально и как-то очень по-взрослому вздохнула и поведала Харриет всю историю целиком. По ее словам выходило, что после смерти Робина отец Харриет хотел переехать в другое место, начать, так сказать, все заново, забыть об этом ужасном случае.
— Но она ему не позволяла, — Кристи говорила о Шарлот так, как если бы она была персонажем ужастика с привидениями. — Она сказала, что останется здесь навсегда. И ему пришлось бежать.
Харриет с самого начала раздражало это соседство, а тут она вообще отвернулась и как можно дальше отодвинулась на скамье от Кристи.
— Ты что, злишься на меня? — спросила Кристи с приторно-сладкой усмешкой.
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— От тебя супом пахнет — противно.
После этого случая Харриет часто слышала похожие слова от других своих знакомых, как взрослых, так и детей, — всем казалось, что в укладе ее семьи было что-то неестественное, однако для самой Харриет такие условия были если не идеальными, то вполне удобными. Ее отца в семье Кливов никто не любил, его визиты с трудом терпели и тетушки, которых он и сам недолюбливал, и девочки, и даже сама Шарлот. Ее Дикс изводил с особым старанием — в прошлом году, например, он целую неделю приставал к жене, чтобы она пошла с ним на какую-то рождественскую вечеринку — сидел на ее кровати и не давал ей спать до тех пор, пока она не сказала «хорошо». Ну и чем все это кончилось? Когда пришла пора собираться на вечеринку, Шарлот присела к зеркалу, подняла руку к волосам и вдруг застыла, не в силах пошевелиться, — не смогла ни губы накрасить, ни даже волосы расчесать, так и просидела целый час. А когда Алисон пришла за ней, чтобы посмотреть, как у нее дела, Шарлот опустила голову на руки и расплакалась, сославшись на мигрень. Хорошенькое было Рождество! Девочкам пришлось отмечать его вдвоем друг с другом; они сели около елки и включили стереопроигрыватель на полную мощность — рождественские песни разносились по всему дому, но не могли заглушить истеричные вопли матери и грубую ругань, доносящуюся из спальни. Все вздохнули с облегчением, когда на следующий день отец буквально скатился вниз по лестнице, держа в одной руке чемодан, а в другой — пакет с так и не розданными подарками, сел в свою машину и укатил обратно в Теннесси, а дом опять погрузился в привычную дремоту.
Этот дом вечно спал — все его обитатели, кроме Харриет, обожали проводить время в постели. Мать вообще не вставала бы, если бы у нее была такая возможность, а Алисон шла спать около девяти вечера, поэтому Харриет часто оставалась с домом один на один.
Иногда по вечерам ее охватывала такая невыразимая тоска, что она даже останавливалась, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям — словно ее что-то разрывало изнутри. В такие вечера она бродила по дому как привидение, пила молоко прямо из картонного пакета, бесцельно забиралась на пачки газет, которые возвышались почти в каждой комнате. После смерти Робина Шарлот почему-то утратила способность выбрасывать мусор, и постепенно он заполонил сначала чердак, потом подвал, а теперь начал просачиваться в комнаты.
Иногда Харриет даже получала удовольствие от своих одиноких ночных бдений. Она зажигала везде свет, включала телевизор или радио на полную мощность, а то звонила в молитвенный центр или соседям и вешала трубку. Таскала еду из холодильника, прыгала на диване, пока пружины не начинали скрипеть, в общем, развлекалась — как могла. Иногда она вытаскивала из шкафа старинные наряды матери — еще со времен колледжа: проеденные молью кашемировые свитера пастельных тонов, шелковые платья, лайковые перчатки до локтя всех цветов радуги. Это было опасно, поскольку, хотя Шарлот больше в свет не выходила, одежду свою она берегла, но Харриет умудрялась убирать вещи на место очень аккуратно, так что мать не замечала ее проказ.
Ружья не были заряжены. Единственное, что Харриет нашла на стеклянном шкафчике, была коробка с патронами двенадцатого калибра. Харриет имела смутное представление о том, чем охотничье ружье отличается от винтовки или обреза, и совсем не знала, как эти ружья надо заряжать. Поэтому она рассыпала патроны на ковре и расположила их в виде красивой звездочки. У одного из больших ружей спереди был приделан штык, и это было интересно, но больше всего Харриет нравилась винтовка с оптическим прицелом. Она выключила верхний свет, установила приклад на письменном столе перед окном и посмотрела прищуренным глазом через круглое отверстие прицела на припаркованные машины, тротуары, залитые неоновым светом, бесшумно крутящиеся водяные распылители, установленные на пышных зеленых лужайках в соседских дворах. Ее крепость подверглась нападению, она единственная стояла на карауле, все жизни гарнизона зависели от ее бдительности.