- Как тебе не стыдно, Осмонд! - вскричал Ричард.- Как можно не помешать такой жестокости!
Ричард вырвался из рук Осмонда и кинулся к человеку с клещами.
Слуги-франки не решились силой остановить герцога Нормандии. Застигнутый врасплох слуга выронил клещи с зажатыми в них раскаленными гвоздями. Лотар испугался и рассвирепел одновременно. Он подхватил клещи и, едва ли соображая, что делает, ткнул в лицо Ричарду раскаленным гвоздем. К счастью, в глаз он не попал, а лишь успел слегка коснуться щеки. Но все же Ричард почувствовал сильную боль. С воплем негодования он набросился на Лотара и со всей силы ударил его. Тот растянулся на земле.
В тот день, увы, это был последний подвиг Ричарда! Осмонд схватил мальчика и оттащил в сторону, хотя Ричард сопротивлялся, дрыгал руками и ногами, пытался ударить Осмонда, словно тот был его злейшим врагом. Но руки молодого норманна железной хваткой сжимали мальчика. Вдруг Ричард затих: он услышал шум крыльев. Сокол поднимался все выше и выше, описывая круги над их головами. Теперь он был далеко от своих врагов. Слуга, державший птицу, пришел в ужас, когда Лотар упал, и выпустил ее. Сокол взмыл вверх. Он направлялся к скалам родной Исландии, вглядываясь вперед зоркими желтыми глазами, спасенными Ричардом.
- Он спасен, спасен! - радостно приветствовал Ричард его полет, сразу прекратив борьбу с Осмондом. - Как же я рад! Этот юный варвар больше никогда не сможет причинить ему вреда. Отпусти меня, Осмонд, что ты со мной делаешь?
- Спасаю Вас от Вас же! Это даже и безрассудством не назовешь! Стойте спокойно! Покажите мне лицо!
- Пустяки! - отмахнулся Ричард. - Что значит пустяшный ожог в сравнении со спасением гордой птицы?
Но все же губы Ричарда дрожали. Мальчик часто-часто моргал, сдерживая слезы. Теперь, когда возбуждение прошло, он ощутил, что рана непереносимо саднит. Жаловаться было недостойным норманна, и Ричард лишь крепче сжал кулаки, когда Осмонд наклонился к нему, чтобы осмотреть ожог.
- Жаль, здесь нет бабушки, - пробормотал тот. - Она б нашла нужное снадобье, такое, что все мигом зажило бы! Ох, милорд. Вы ведете себя, как настоящий маленький рыцарь-разбойник из долины Горлорезки! Ну что нам делать? Впрочем, это даже к лучшему. Шрам докажет, что не только Вы пытались причинить вред своему противнику.
- Ты думаешь, этот шрам останется навсегда? - встревожился Ричард.- Боюсь, что когда я вернусь в Нормандию, меня станут называть Ричард Рваная Щека.
- Экий пустяк, - сказал Осмонд. - Вы не должны стыдиться такого шрама, даже если он останется. А я думаю, пройдет.
- Я рад, что прекрасный сокол теперь вне опасности. - Голос мальчика чуть дрогнул.
- Больно? - забеспокоился Осмонд. - Ступайте умойтесь холодной водой. Или попросить кого-нибудь из служанок королевы, чтобы они помогли Вам?
- Нет, я сам, - заупрямился Ричард, и они направились к фонтану во дворе.
С грубоватой нежностью Осмонд начал обмывать мальчику щеку. Он не хотел баловать маленького герцога, но в то же время помнил наставления госпожи Астриды и опасался, что мальчику не достает ласки. В это время к ним приблизился слуга короля и передал, что Его Величество требует к себе герцога Нормандии вместе с воспитателем.
Лотар стоял у трона между отцом и матерью. Королева одной рукой обнимала его. Его лицо было красным от слез, он все еще всхлипывал. Должно быть, он только начал приходить в себя после вспышки гнева.
- Что же это? - начал король, когда Ричард вошел.- Что означает Ваше поведение, герцог Нормандский? Знаете ли Вы, какой поступок Вы совершили, затеяв драку с наследником престола? Это называется государственной изменой! Я имею право заточить Вас в подземную тюрьму, и Вы никогда больше не увидите дневного света.
- Бернард де Харкут придет и освободит меня! - бесстрашно ответил Ричард.
- Вы осмеливаетесь возражать мне! - возмутился король.- Немедленно просите прощения у принца Лотара!
- Я не совершил ничего такого, за что следует просить прощения. Я был бы жестоким трусом, если бы позволил выколоть глаза несчастной птице, - ответил Ричард с чисто норманнским презрением к боли, решив, что напоминать королю о своей обожженной щеке излишне, ведь король и так мог ее разглядеть.
- Глаза птицы? - удивился король. - При чем тут глаза? Говорите правду, герцог, не прибавляйте к Вашим грехам еще и ложь!
- Я говорю правду, я всегда говорю правду! - закричал Ричард.- Но кто-то другой здесь бесстыдно лжет!
Осмонд поспешил прервать его и попросил позволения рассказать о происшедшем. Соколы считались редкими и ценными птицами, поэтому лицо Людовика потемнело, когда он услышал о том, что собирался сделать Лотар. По словам же принца выходило, что Ричард напал на него, принуждая отпустить сокола. Осмонд опроверг это и указал на щеку Ричарда. Ожог ясно доказывал истинность истории с раскаленным гвоздем.
Король спросил об этом одного из своих дворян, присутствовавших тогда во дворе. Тот не без некоторого колебания ответил, что все было так, как рассказывает молодой де Сентвиль. Король выбранил слуг и приближенных за то, что они не помешали принцу мучить птицу. Затем король призвал сокольничего и велел ему получше смотреть за соколами. После этого они отправились обсуждать, можно ли будет поймать того, что улетел. Оба мальчика остались в зале, не наказанные, но и не прощенные.
- На этот раз Вам удалось вывернуться, - холодно сказала королева Гербера Ричарду. - В дальнейшем советую остерегаться. Пойдем со мной, мой бедный дорогой Лотар!
Она увела сына в свои покои, а слуги-франки принялись ворчать и жаловаться на то, что угодить господам совершенно невозможно. Если они останавливали принца Лотара, он злобно настраивал против них королеву, а навлечь на себя ее гнев было гораздо страшнее, чем вызвать неудовольствие короля. Осмонд снова повел Ричарда к фонтану, чтобы обмыть ему щеку. К ним подбежал Карломан. Он хотел выразить Ричарду сочувствие и очень удивился, увидев, что тот не плачет. Карломан обрадовался, узнав о том, что птица спаслась.
Щека все же воспалилась и несколько дней болела. Но еще долго после того, как боль прошла, у него оставался глубокий шрам. Однако после разговора с Османдом Ричарда это уже нисколько не заботило. А испытывать недоброжелательные чувства к Лотару за нанесенную рану было просто ниже герцогского достоинства.
Лотар после случая с соколом перестал называть Ричарда юным варваром и передразнивать его нормандский акцент. Лотар чувствовал силу Ричарда, боялся его и ненавидел. Теперь он играл с Ричардом, только если отец ему приказывал. А когда король или кто-нибудь из его приближенных обращали внимание на герцога, принц недовольно и ревниво хмурился. А если Ричарда не оказывалось поблизости, и он не мог его слышать, Лотар высказывался о герцоге со всей присущей ему злобой.
Ричард тоже не любил Лотара и презирал его за трусость и высокомерие. Правда, с тех пор, как Ричард стал герцогом, у него и у самого порой появлялись властные замашки, но его все же сдерживало воспитание госпожи Астриды и суровость графа Бернарда. Да он и сам не мог бы обращаться с Альбериком или другими своими вассалами так кичливо, как Лотар. Тирания, в которой постоянно упражнялся Лотар во время игр с детьми слуг и приближенных короля, приводила Ричарда в ужас. Юный герцог возненавидел насилие и решил, что по возвращении в Нормандию издаст специальные указы, запрещающие варварское обращение с подданными и подчиненными. Он часто вставал на защиту несчастных мальчиков, и принц вынужден был уступать, опасаясь получить от Ричарда новый урок, подобный уже полученному в случае с соколом. Но Лотар был уверен, что в конце концов возьмет над Ричардом верх.
Карломан, которого Ричард не раз спасал от жестокости старшего брата, очень сблизился с маленьким герцогом. Он повсюду следовал за Ричардом и пытался подражать ему. Вечерами после ужина любимым занятием младшего принца стало сидеть с Ричардом в оконной нише и слушать любимые сказки госпожи Астриды или бесконечные истории о роде Сентвилей, а также о старом герцоге Ролло. Детских сказок Осмонд не помнил, а ведь надо же хоть чем-то развлечь детей! Мальчики мечтали о том, что, когда они вырастут и Ричард будет править Нормандией, они совершат много подвигов: вместе отправятся в Святую Землю и по пути победят полчища великанов и драконов. Впрочем, иногда маленький Карломан сомневался, сможет ли он совершить подобные подвиги. Он был очень мал ростом, часто болел и быстро уставал в играх. Ричард сначала не понимал этого и доводил мальчика до слез своими грубоватыми насмешками. Но постепенно Ричард становился все более осторожным и внимательным. Он ободрял Карломана и относился к своему слабосильному другу с такой нежностью и так терпеливо, что это удивляло даже Осмонда. Живя дома в довольстве и благополучии, мальчик вряд ли смог бы постичь вполне науку добра и терпимости.