Тотчас же была принесена на стадион урна, в которой лежало три камешка: два черных и один белый. Три атлета не спеша подошли к ней. Белый гладкий камешек достался афинянину.
— Дешевая победа — выйти «эфедром» в финал! — пренебрежительно усмехнулся Мемнон, отходя от урны.
Спартанец Оилей не проронил ни слова. Он молча одевал на голову бронзовый колпак, готовясь к борьбе с лидийцем.
Решающий бой на звание борца-олимпионика начался. Этот бой был долгим и тяжелым. Мемнон не хотел сдаваться. Спартанец Оилей не уступал ему ни в силе, ни в умении вести борьбу. Спарта победила и на этот раз. Но никто из зрителей уже восторженно не кричал и не приветствовал победителя Оилея.
Судьи передали Оилею оливковую ветвь и небольшую вазу с художественной росписью, в которой, по обычаю, было налито оливковое масло для натирания тела перед началом борьбы.
После небольшого перерыва состязания продолжались. На арену вышли дискоболы. Пущенные умелыми руками диски со свистом рассекали воздух. Молодой стройный Неарх, лучший ученик Формиона, перебросил тяжелый бронзовый диск на много локтей дальше указанной черты. На лице учителя афинской гимнастической школы отразились радость и удовлетворение. Он гордился своим учеником.
— Метатели копья, на стадион! — послышалась команда элланодика.
— Ступай, Архил! — повелительно сказал Формион. — Зовут группу метателей копья!
Во второй раз в этот день Архил публично выступал на арене как ученик лучшего афинского учителя гимнастики. Но на этот раз он уже не чувствовал ни страха, ни волнения, как при первом выступлении. О победе в метании копья мальчик не думал. Он помнил одно: копье должно быть брошено как можно дальше и по всем правилам. Только и всего.
Метатели копья выстроились в длинный ряд. Наступила секунда напряженного молчания.
— Разбег! — послышалась команда элланодика.
Архил бросился бежать вместе со всеми. Скорость была набрана. Размах руки — и копье брошено.
Теперь поздно было думать, правильно или неправильно бросил он копье. Прищурясь, Архил смотрел, куда опустится его копье: ближе или дальше намеченной черты.
До слуха мальчика донесся голос элланодика, возвещавшего зрителям, что победителем в этом состязании вышел Аполлодор из Коринфа.
«Аполлодор! Почему это имя кажется мне таким знакомым?» — подумал Архил. Он стал искать глазами того, кому уже несли для вручения оливковую ветвь победителя. И внезапно ему вспомнилось солнечное утро на берегу реки Алфея в день их приезда в Олимпию, трое юношей спорили тогда на берегу о преданиях, связанных с началом игр в Олимпии в честь бога Зевса. Один из этих юношей рассказывал еще тогда своим приятелям о начале Олимпийских игр, друзья назвали его Аполлодором и шутя говорили, что он походит на Ахиллеса.
Улыбаясь, Архил подбежал к победителю-коринфянину как к старому знакомому.
— Хвала тебе, Ахиллес, на бессмертных похожий! — приветливо произнес он приветствие одного из друзей Аполлодора.
— A-а, это ты, юный афинский бегун! Привет тебе! — в свою очередь, улыбнулся юноша.
Они обнялись как старые друзья, хотя Аполлодор казался намного старше Архила.
— Пусть будет прочной дружба между Афинами и Коринфом! — радостно воскликнул юный гончар.
— Пусть прочной будет дружба между всеми юношами Эллады, встретившимися здесь, на этой земле, в дни Олимпиады! — с улыбкой ответил коринфянин.
Элланодик, стоявший с оливковой веткой в руках для Аполлодора, с довольной улыбкой наблюдал за дружеской встречей двух юношей-эллинов.
На третий день празднеств в Олимпии должны были происходить состязания в беге колесниц. Этого дня все эллины ждали с нетерпением и с живым интересом.
Затем впервые в Олимпии на празднествах в честь бога богов Зевса на этот раз должны были выступать с чтением своих од и трагедий поэты Эллады.
Заканчивались олимпийские состязания в силе и ловкости в беге воинов в полном воинском снаряжении на пятый день игр.
Таков был распорядок празднеств.
Накануне состязания в беге колесниц Алкиной Кадрид с большим, хотя и тщательно скрываемым от всех волнением готовился к состязанию. Он начищал до блеска позолоченные части своей колесницы, заботливо проверил целость постромок и дышла, сам водил к кузнецу перековывать коней и под вечер шел один вдоль берега реки, желая в одиночестве побороть свою тревогу и волнение.
Архил, наблюдавший все время незаметно за отцом, хорошо понимал его состояние. Его так же, как и Алкиной, тревожил исход состязания, и мальчик опасался, что неудача на состязании здесь, в Олимпии, может сильно опечалить отца, недавно совсем пережившего столько огорчений в гимнастической школе.