— О нет! Нет! Только не это! — прервал его взволнованный художник. — Помощи у брата просить я не буду никогда в жизни! У меня есть одно богатство каждого честного бедняка — моя незапятнанная совесть и чувство моего достоинства, и унижаться ни перед кем я не стану.
— Что же, может быть, в этом ты и прав! — согласился Формион. — Тогда буду искать другие пути, чтобы достать для тебя коней и колесницу.
Художник молчал, опустив голову.
— Как долго тебя не было, отец! — бросился к Алкиною Архил, когда художник покатался при входе в помещение, где он оставил свою одежду. При виде бледного, осунувшегося лица Алкиноя, мальчик испугался. — О боги! Что случилось, отец?
— После, сынок, после!.. — махнул рукой Алкиной. — Помоги мне дойти до лавки и прилечь.
Архил заботливо уложил его и сел рядом с ним.
— Тебя обидели в школе? Скажи мне! — просил мальчик, расстроенный и огорченный.
— Никто не обижал меня, Архил. Мне стало внезапно худо, и я упал на беговой дорожке… вот и все, — с трудов произнес художник.
Новый приступ удушья заставил его умолкнуть.
Архил растерянно суетился возле него, стараясь помочь больному.
— День был слишком жаркий… Лежи, отец, спокойно! — наклонился он к Алкиною. — Я схожу за родниковой водой и смочу тебе голову, ты почувствуешь сразу облегчение.
Только спустя некоторое время Алкиной смог подняться на ноги, чтобы добраться до дома.
Солнце клонилось уже к закату, когда они с Архилом вышли из гимнастической школы и направились к Афинам, минуя оливковые рощи и виноградники.
Архил с тревогой поглядывал на отца, опасаясь нового приступа удушья у Алкиноя. Но художник хотя и медленно, но все же уверенно и твердо шагал по улицам города.
«Как не похоже наше возвращение домой на начало прогулки ранним утром!» — с тоской думал Архил.
— Почему ты молчишь, отец? — робко спросил он. — Тебе снова худо?
— О нет! Боль уже покинула меня, сынок, — успокоил его художник. — Но мне тяжко сознавать, что теперь в школе для меня все потеряно: ни борном, ни бегуном я уже не смогу быть! Вот Формион еще пытается утешить меня, — невесело усмехнулся он, — говорит, что на празднествах в честь Посейдона я смог бы еще принять участие на состязаниях в беге колесниц, если бы сумел найти для себя коней и колесницу. Чудак, Формион! Он не хочет понять того, что никто не доверит бедняку ремесленнику коней и колесницу! Пустые мечты!
— Но ты теперь смог бы править колесницей, отец? — спросил мальчик, припоминая свой разговор с отцом по дороге к холму Пникса после встречи с Алкивиадом.
— Не будем говорить об этом! — прервал его художник.
Остальную часть пути они шли молча, думая каждый о своем.
Когда, миновав людные улицы, они подошли к предместью гончаров, где жил Алкиной, художник остановился.
— Уже совсем темно стало, Архил, — сказал он, — бедняжка Дорида заждалась нас с тобой. Наверное, тревожится, что мы так задержались… Вот что, мальчик, — сказал он со вздохом, — давай не будем ей рассказывать того, что случилось со мной в гимнастической школе. Скажем только, что Формион дал мне совет принять участие на Истмийских играх. В состязании колесниц… Хорошо? И что мы с тобой теперь ищем для этого коней и колесницу. Зачем ее огорчать!
Архил кивнул головой.
Утомленный прогулкой и недомоганием, Алкиной в этот вечер рано улегся в постель. Дорида вышла подышать свежим воздухом во двор.
— Мать, — окликнул ее Архил, — не запирай дверь! Я пойду к Клеону. Мы с ним давно не видались.
— Ступай, сынок! — ласково ответила женщина. — Только будь там недолго. Ночью непременно соберется гроза.
Последних ее слов Архил уже не слыхал, он торопливо поднимался в гору. Ему не терпелось поскорее поделиться с приятелем всеми событиями этого дня.
Увидев издали приближавшегося Архила, Клеон побежал ему навстречу.
— Я все эти дни ждал тебя! — улыбаясь, сказал он. Но улыбка тотчас же пропала с его лица, как только он заметил расстроенное лицо друга. — Что случилось, Архил? — участливо наклонился он к нему. — Говори скорее! Снова беда у тебя?
— Пойдем под наше любимое дерево во дворе, — предложил Архил, — у меня много новостей, и я хотел рассказать тебе о них.
Они уселись на бревне.
— Ну рассказывай, — торопил друга юный фокусник.
Большая темная туча надвигалась на город, но мальчики не тревожились при виде быстро приближавшейся грозы.
— Знаешь, Клеон… — начал Архил, — мастер Алкиной усыновил меня, и я теперь его приемный сын. Работаем мы снова вместе у гончара Феофраста…
— Это хорошо, — немного подумав, отозвался Клеон, — но тебе, значит, опять придется с раннего утра до наступления темноты вертеть до изнеможения твой гончарный круг! — добавил он с участием.
— О нет! — рассмеялся Архил. — Отец говорит, что боги одарили меня чудесным даром художника, и поэтому он стал обучать меня разрисовывать керамос. Это, Клеон, много интереснее, чем лепить из глины посуду.
— Хорошая новость! — улыбнулся юный фокусник. — Но почему тогда я вижу следы печали на твоем лице?
— Я пока не радуюсь этому! — неожиданно ответил Архил.
— Не радуешься? — удивился Клеон. — Чего тогда тебе еще надо? Ведь ты же можешь стать художником, как и твой приемный отец!
— Это так, но он говорит, что мне еще долго и много придется обучаться этому мастерству, прежде чем я смогу стать мастером…
— Понимаю, — улыбнулся Клеон, — а тебе не хочется долго учиться мастерству! Лентяй ты, Архил! Я вот только одного понять не могу, — добавил он, — как решаешься ты огорчать человека, так много сделавшего для тебя, неблагодарный!
— Почему же я неблагодарный? — спросил обиженно Архил. — Я ведь не говорил тебе, что не хочу терпеливо обучаться у моего отца мастерству разрисовывать керамос.
Хотя Архил и оправдывался, но упреки друга были справедливыми, и мальчик это понимал отлично.
— Я знаю, сколько добра сделал для меня приемный отец, и я искренне хочу быть ему добрым сыном, тем более после того, как с ним случилась беда, и он так тяжело ее переживает!
— А что случилось с мастером Алкиноем? — испуганно спросил Клеон. — Неужели он сломал руку и не может больше работать?.. Говори скорее!
— Обожди! — нетерпеливо остановил его Архил. — Я все расскажу тебе по порядку, слушай!
И он стал рассказывать приятелю все, что случилось в этот день в гимнастической школе.
— Знаешь, Клеон! — закончил Архил свой рассказ. — Теперь я буду ходить заниматься упражнениями в беге и в метании диска в гимнастическую школу, которая находится за городом. Как это чудесно! Помнишь, ведь мы с тобой мечтали о гимнастической школе!
— Помню! — кивнул головой Клеон. — Но я никак не могу прийти в себя после того, что ты рассказал мне о мастере Алкиное… Почему неумолимые богини судьбы так жестоко наказали его? Ведь он добрый и честный человек, он сделал для тебя столько добра!
— Ты прав, Клеон, — сказал Архил печально, — но чем могу я вознаградить его за все, что сделал он для меня? И как мне помочь ему в беде? Поверь, что я охотно сделал бы все, что только смог, и облегчил бы ему горе, постигшее его!
Мальчики немного помолчали.
Небо внезапно стало совсем темным от надвинувшейся тучи. Где-то вдали сверкнула молния, и тотчас же послышался раскатистый удар грома.
— Гроза приближается! — сказал Клеон. — Ты не успеешь быстро добраться до дома!
— Я не боюсь грома, — улыбнулся Архил, — и знаешь, что пришло мне только что в голову? Не поговорить ли о тебе с учителем в гимнастической школе, который взял меня сегодня в свою группу новичков? Может быть, он согласится взять также и тебя? Мы с тобой ходили бы вместе на занятия. Да и для тебя это было бы полезно!