Безмолвно сидѣлъ онъ нѣкоторое время.
— Престо! — сказалъ онъ, наконецъ, при чемъ глаза его почти наполнились слезами: — Престо, вѣдь все это было!
Престо вскочилъ, стараясь лаемъ показать своему господину, что онъ голоденъ и хочетъ домой.
Домой?! Да объ этомъ онъ и не думалъ; ему вовсе не хотѣлось домой. Но вскорѣ онъ услышалъ разные голоса, называвшіе его по имени. И тутъ онъ понялъ, что его теперь не погладятъ по головкѣ, и что дома его, очевидно, ожидаетъ не совсѣмъ-то ласковая встрѣча.
Еще одно мгновеніе — и слезы радости превратились бы въ слезы страха и раскаянія. Но онъ подумалъ о Виндекиндѣ, сдѣлавшемся теперь его другомъ и повѣреннымъ, о подаркѣ короля эльфовъ и о чудной и неоспоримой для него правдѣ всего, что произошло, и спокойно, на все готовый, направился по дорогѣ въ дому.
Дома встрѣча была хуже, чѣмъ онъ ожидалъ. Онъ не представлялъ себѣ страха и безпокойства своихъ домашнихъ настолько сильными. Отъ него требовали торжественнаго обѣщанія никогда не быть снова такимъ непослушнымъ и неосмотрительнымъ. Это вернуло его въ самообладанію.
— Я не могу! — сказалъ онъ рѣшительно.
Всѣ очень удивились. Его стали разспрашивать, убѣждать, угрожать. Но онъ думалъ о Виндекиндѣ и оставался непоколебимымъ. Что ему было за дѣло до наказанія, только бы сохранить дружбу Виндекинда — и чего бы изъ-за него онъ только не вытерпѣлъ. Крѣпко прижалъ онъ ключикъ къ груди, сжалъ губы и отвѣчалъ на каждый вопросъ только пожиманіемъ плечъ.
— Я ничего не могу обѣщать, — твердилъ онъ.
Отецъ сказалъ:
— Такъ оставьте его въ покоѣ. Это дѣло серьезное. Должно быть, съ нимъ произошло что-нибудь необыкновенное. Когда-нибудь онъ намъ разскажетъ.
Іоганнесъ улыбнулся, молча съѣлъ свой буттербродъ и ускользнулъ въ свою каморку. Тамъ онъ отрѣзалъ кусочекъ шнурка отъ сторъ, привязалъ на него драгоцѣнный ключикъ и повѣсилъ себѣ на голую грудь. Затѣмъ онъ спокойно пошелъ въ школу.
Въ этотъ день ему въ школѣ не везло. Онъ не зналъ ни одного изъ уроковъ и былъ невнимателенъ. Постоянно мысли его уносились къ пруду и къ чуднымъ приключеніямъ вчерашняго вечера. Странно было ему, что онъ, другъ короля эльфовъ, снова былъ обязанъ рѣшать ариѳметическія задачи и спрягать глаголы. Хотя все происшедшее было для него дѣйствительностью, но никто ничего объ этомъ не зналъ, да и не повѣрилъ бы, начиная съ учителя, который мрачно поглядывалъ и презрительно назвалъ Іоганнеса лѣнтяемъ. Благодушно перенесъ онъ дурныя отмѣтки и принялся за работу, данную въ наказаніе за его разсѣянность.
"Они не имѣютъ о томъ никакого понятія. Пусть бранятся, сколько хотятъ. Я все-таки другъ Виндекинда, и Виндекиндъ для меня дороже ихъ всѣхъ, вмѣстѣ съ учителемъ"...
Конечно, это было весьма непочтительно со стороны Іоганнеса. Но вѣдь уваженіе къ людямъ не усилилось у него послѣ всего того дурного, что онъ слышалъ о нихъ вчера вечеромъ.
Когда учитель говорилъ, что лишь человѣкъ одаренъ разумомъ, а потому онъ и господинъ надъ всѣми другими животными, — Іоганнесъ разсмѣялся. Послѣдствіемъ этого была плохая отмѣтка и строгій выговоръ. А когда его сосѣдъ прочелъ изъ книги прописей фразу: "Возрастъ моей тетушки великъ, но не такъ великъ, какъ возрастъ солнца" (der Sonne), Іоганнесъ быстро и громко вскрикнулъ:
— Солнце — мужескаго рода, надо: des Sonnes.
Всѣ разсмѣялись, а учитель, пораженный такой наглой глупостью, какъ онъ это назвалъ, оставилъ Іоганнеса послѣ уроковъ въ школѣ и приказалъ сто разъ написать: "Возрастъ моей тетушки великъ, во не такъ великъ, какъ возрастъ солнца; больше же того и другого — моя наглая глупость".
Ученики разошлись, и Іоганнесъ сидѣлъ одиноко въ большой классной комнатѣ и писалъ. Солнечный лучъ весело заглядывалъ въ окно, освѣщая на своемъ пути тысячи бѣлыхъ пылинокъ и падая на выбѣленную стѣнку свѣтлыми пятнами, которыя медленно передвигались вмѣстѣ съ проходившими одинъ за другимъ часами. Учитель ушелъ и громко захлопнулъ за собой дверь. Іоганнесъ, казалось ему, дошелъ уже до пятьдесятъ-второй "тетушки", какъ вдругъ маленькій проворный мышенокъ съ черными глазами-жемчужинками и шолковыми ушками подкрался изъ отдаленнаго уголка класса и неслышно побѣжалъ вдоль стѣны. Іоганнесъ притаилъ дыханіе, чтобы не спугнуть хорошенькаго звѣрка. Но звѣрокъ не боялся и подошелъ въ тому мѣсту, гдѣ сидѣлъ Іоганнесъ. Оглядѣвшись пристально одну минутку маленькими блестящими глазками, онъ ловко, однимъ прыжкомъ, вскочилъ на скамейку, а другимъ на столъ, за которымъ Іоганнесъ писалъ.
— Э! — сказалъ онъ вполголоса, — а ты вѣдь храбрый мышенокъ.